Автор: Андрей Пушнин (spectatorgrand@gmail.com)
В книге все персонажи и события вымышлены. Любые совпадения с реальными людьми или событиями являются случайными. Книга отражает только личные субъективные мысли и личное мнение автора. Возрастные ограничения 18+
Оглавление на мобильных телефонах открывается кнопкой с тремя вертикальными точками, она вверху слева.
Книга также бесплатно и целиком доступна для чтения и скачивания на книжных сервисах MyBook и ЛитРес.
1. Ранние приходы.
Ранние приходы Вильгельма меня давно перестали удивлять. Полшестого утра. Он сидит на диванчике в моей гостиной, в руках большая белая щётка для бороды с пчёлами. Он высокого роста, тощ, коротко брит, красноватая мягкая опрятная борода. Весело блестит стёклами дорогущих очков с тончайшей изящной резной оправой. «Мне удалось уговорить Лиибе и Микиса прийти к тебе», — он явно доволен. «Отлично. Сейчас чай заварю, и попьем, и познакомимся», — я иду на кухню, наливаю чай и с четырьмя чашками возвращаюсь в гостиную. Они уже там.
Микис сам себя считает говорящей мышью. Однако от мыши у него только один из передних хвостов и сероватый цвет шерстекожи. Он большой и мягкий на ощупь, занял почти весь диванчик, Вильгельму пришлось пересесть в кресло. Присутствие Лиибе, так как она есть чистая идея и просто невидимо витает в воздухе, приходится признавать по сумме нескольких признаков. Первый признак — обычный ход мыслей теперь всегда крутится вокруг одной идеи и ею же всегда заканчивается: «Самое главное — это любовь». Другие признаки — сентиментальность, чувствительность, нелогичность, непрактичность, состояние влюблённости, «опьянение любовью». Лиибе — это идея чистой любви.
Итак, Лиибе тоже пришла ко мне в гости — она здесь, признаки я явно чувствовал. «Здравствуйте, Микис и Лиибе, очень рад. Вильгельм много про вас рассказывал». Я сходил на кухню и перелил чай в новое оцинкованное ведро. «Микис же может просто опустить задний хобот в ведро и всасывать, а Лиибе чай ни к чему», — от близкого её присутствия было тяжело вести себя разумно. Вернувшись в комнату, я обнаружил ещё двух новых гостей: Офицер и Фрауман стоят возле открытого окна и курят что-то с жёлтым дымом и запахом лимонов. Офицер в парадной угольно-чёрной военной форме, красных ботфортах, на боку шпага, на поясе десантный нож, пистолет с глушителем, осколочные гранаты, яд и кислота. Вижу его я в первый раз, но узнаю сразу — Вильгельм про него тоже рассказывал. В том варианте мира, откуда Офицер, никогда не прекращается праздник войны. Все вопросы, и бытовые тоже, решаются применением оружия. А самой большой удачей в жизни считается найти сильного коварного заклятого врага противоположного пола и весело провести рядом с ним всю жизнь в перестрелках, контратаках и засадах. Офицер жалуется Фрауману, что их молодёжь в последнее время стала пренебрегать официальным оформлением отношений с заклятым врагом, поэтому стало много спорных ситуаций, кому потом достанется всё оружие в арсенале.
Я тепло поздоровался с вновь прибывшими, они приветливо улыбнулись и кивнули мне. В это время Микис снял свой заплечный мешок с нотами и целиком залез в ведро с чаем.
В полвосьмого мне надо выходить из дома, чтобы успеть отвести детей в садик и школу и не опоздать на работу. Я, кстати, работаю программистом в крупной транснациональной корпорации.
Вильгельм очень интеллигентен и тактичен. Он знает, что времени у меня мало, поэтому шагает на середину комнаты и обращается ко всем присутствующим. Он краток, мил и прост. Сказал, что рад общей встрече и знакомству. С этого момента все смогут приходить ко мне, когда нужно, и я к ним в их варианты мира.
Через минуту гости прощаются и расходятся. Последним, галантно поцеловав мне на прощание руку, и шурша расшитой золотом длинной бордовой юбкой со шлейфом ушёл Фрауман. Или ушла. Не знаю, как правильно сказать, потому что в его или её варианте мира все люди однополые. Вернее, понятия «пол» нет вообще. Раньше Фрауман долго не мог понять эту у нас здесь «излишнюю сложность технологии размножения» с применением двуполой системы и хаотически-глупым методом выбора партнёра. Они у себя размножались просто мгновенным самокопированием с предварительной тонкой настройкой параметров нового человека по общественно-полезным запросам. Очень практично. Почти идеально. Но именно «почти», потому что Вильгельм рассказывал мне о ещё более оптимальных способах размножения, которые он встречал в разных вариантах мира. И было очень много вариантов стабильного бессмертия, когда вопрос рождения и размножения вообще не возникает.
Всё-таки Фрауман ушел не последний. Лиибе осталась у меня дома навсегда или, может, оставила своё дитя. Тогда наши отношения с женой стали волшебными. Она удивлялась: «Что же это с нами, стихи друг другу пишем, рассветы-закаты вдвоём встречаем, плачем и смеёмся одновременно без повода, или просто молча гуляем под луной взявшись за руки? Мы сошли с ума?». В ответ я сказал правду: «Просто у нас в доме живёт любовь».
2. Человек в кепке.
Человек в кепке родился в арктической подземной тюрьме. Это было во время самого пика тоталитарного режима. Его мать была молодой швеёй на парашютной фабрике. Её звали ж639956-лт19а. Имена всех женщин начинались с буквы «ж», мужчин — с буквы «м».
В детстве ж639956-лт19а мечтала стать балериной, она хорошо танцевала и красиво пела. Родители её очень любили, баловали и нежно называли «Лита». «Папочка, я стану балериной, когда вырасту,» — Лита залезала к отцу на колени и обнимала его, он читал ей книжки с картинками про зайчиков и мышат, играл с ней в кубики и в куклы, приносил мороженое и конфеты, наряжал её в нарядные платья. Мама заплетала ей косички и плакала, она знала, что не будет никаких балерин. Последняя балерина была загипнотизирована больше пяти тысяч лет назад, и с тех пор находилась в историческом музее в качестве живого экспоната в разделе «Древние виды непроизводительных затрат времени и ресурсов».
Вскоре отец получил высокий государственный пост, предполагающий абсолютную личную непривязанность, это было обязательно для всех чиновников-слуг народа. Ему следовало отказаться от всего личного — как от имущества, так и от семьи. Жену он выдал замуж за первого встречного, а детей увезли в детскую трудовую воспитательную коммуну.
Лита первое время очень тосковала по родителям, всё ещё мечтала стать балериной, кричала и плакала по ночам: «Мама! Папа! Прошу, пожалуйста, заберите меня к себе!». Но воспитатели знали, как заставить её быстро всё забыть — её ждал воспитательный изматывающий труд до потери памяти. И чтобы она даже ночью во сне не отдыхала, ей транслировали сны, в которых она продолжала выполнять рабочее задание. Причём и во сне действовало правило: «Не выполнил трудовую норму, не получил еду.» Поэтому бывало утром, Лита не получала в столовой еду, потому что во сне не выполнила трудовую норму выработки. Скоро детские воспоминания были подавлены — ушли в самую глубину сознания под чудовищным весом внушённых чужих идеологических установок, трудовой рутины, усталости и боли. Она стала взрослой.
Лита как и все, работала на фабрике двенадцать часов в день без выходных. Плюс общественная нагрузка в совете ячейки по партийной части. Это ещё три-четыре часа ежедневно. Плюс учёба на ночном факультете единой истины. Плюс ежедневное разъяснение гражданам единой истины на внезапных ночных квартирных визитах. Времени оставалось только либо коротко поспать, либо быстро перекусить. То есть приходилось выбирать одно из двух.
Однажды от усталости и от недосыпа она заснула на ночном партсобрании, когда с восьмичасовой речью выступал заместитель высшего председателя рабочего округа. Сестра-близнец, которая сидела на партсобрании рядом, испугалась, что их перепутают и подумают на неё, и сразу написала донос куда надо. В тот же день приехали люди откуда надо и увезли всех сестёр-близнецов, особо не разбираясь, кто конкретно заснул на партсобрании. Увезли всех шестерых, даже и тех, кто тогда был в смене на заводе и не мог быть на собрании. И вечером всех бы сразу и задушили, но заступился отец, тот самый заместитель высшего председателя рабочего округа, на выступлении которого Лита заснула. Он по-прежнему очень любил свою Литу и ему удалось смягчить приговор — удушение заменили на 115 лет тюрьмы.
Тюрьма была подземной и находилась на острове в арктическом районе, где температура воздуха никогда не поднималась выше минус 60. Вокруг только лёд, ветер и тьма. В тюрьму на глубину два километра вела только одна шахта. В случае возможных беспорядков среди заключённых охрана просто выключала насос, который закачивал воздух на глубину и через два часа все задыхались. Поэтому беспорядков и побегов никогда не было.
В подземной тюрьме не было построенных зданий. Были только выдолбленные в километровом гранитном слое узкие проходы и камеры. Их долбили сами заключённые, когда становилось тесно от вновь прибывающих сверху или заканчивалось место для захоронения умерших. Тюрьма была тяжёлым каменным миром, всё делали из тяжёлого гранита: мебель, посуда, хозяйственная утварь, инструмент. Простая ложка весила около пяти килограмм.
Отца человека в кепке звали «Вилен» — это был каменный гость, который безумно любил Литу, и которого она жалела и любила за его сильные как у её отца руки. Она часто пела каменному гостю красивые песни о счастье, о любви, о разлуке. Он шептал ей: «Лита, ты мой ангел! Я могу любоваться твоей хрупкой неподземной фигуркой вечно, могу вечно слушать твои песни, я самый счастливый человек под землёй.» Он рыдал от раздирающей его душевной муки: «Лита, ты убийца дьяволов! Я пришёл из-под многокилометровых подземных глубин, где есть только чудовищное давление, тьма и раскалённые потоки, чтобы выполнить волю моего любимого отца, которого в ваших людских легендах именуют «Дьявол». Я должен был уничтожить мир на поверхности, и, поверь, мне бы это легко удалось всего за пару дней. Но я встретил тебя и полюбил, даже не зная, что есть такое чувство! Ради любви к тебе я предал своего отца, я отверг его волю. Пусть твой мир живёт, пока живёт любовь в моём сердце, а она будет жить вечно.»
Он умер от того, что его каменное сердце смягчилось от любви и нежности к Лите и стало чужеродным огромному каменному телу. Умирая у неё на руках, он заплакал первый раз в жизни. «Я умираю, но я счастлив, потому что я вижу тебя, Лита, моя любовь, прости и прощай навечно.» — он умер счастливый с именем любимой на губах. Скоро Лита родила от него сына, которого в память его отца назвала «Виленин», он был сыном «Вилена».
Детей в подземной тюрьме было мало, никто из них не доживал даже до трёх лет. Виленину исполнилось 19 лет. И до 19 лет он никогда не поднимался на поверхность, никогда не видел солнца, деревьев, рек. Единственной его мыслью и чувством была абсолютная всепожирающая лютая ненависть ко всему и всем, кроме матери — её он любил, защищал и всегда слушался.
Ещё трехлетним ребёнком Виленин научился прогрызать ходы в граните. Он двигался как червь, прогрызал камень зубами и отбрасывал обломки из-под себя руками. Питался от также камнями, поэтому недостатка в пище у него не было. Часто Виленин убегал от мамы на глубину — просто рыл ход вниз пока не надоедало. К 15 годам он нередко опускался таким образом до раскалённого земного ядра. Там на него в потоках плазмы и лавы набрасывались сразу сотни огромных чешуйчатых огненных тварей, состоящих по большей части из зубов и когтей. Эти чудовища были величиной с футбольное поле, двигались молниеносно, изрыгали из многочисленных пастей плазму и яростно пытались его разорвать. Виленин легко хватал их и забавлялся с ними как кот с мышкой прежде чем сожрать. Но на вкус они были не очень. «Вилеша-а-а-а! Где ты-ы-ы-ы? Домо-о-о-ой! Пора ужина-а-а-а-ть!», — это мама заботливо звала его домой. Услышав сквозь многокилометровую каменную толщу, как мама зовёт его домой на ужин, он нежно целовал в шипастые животики и отпускал огненных тварей и немедленно возвращался домой.
С людьми у Виленина отношения не складывались — мешала его лютая ненависть к ним и их дикий перед ним страх.
«Вилеша, ну зачем, скажи, ну зачем, ты убил вчера этих сорок несчастных уголовников?! Они же даже не приближались к тебе, что они могли тебе сделать плохого?! Они же сами боятся тебя пуще чёрта, не к ночи будь помянут.» — Лите было их искренне жалко. Виленин стоял босиком на холодном гранитном полу перед мамой с виновато опущенной головой и сам готов был горько заплакать. «Ну мама, я услышал будущие чёрные мысли, одного их них. Через два года он подумает изнасиловать женщину в соседней камере, другие недостаточно быстро и твёрдо ему объяснят, что это плохо, а кто-то их них вообще подумает, что это не его дело. Я просто спас их от будущих чёрных мыслей. А мысли рано или поздно приводят к действиям, поэтому лучше вычищать мысли как можно раньше. Это же просто чистка.» Виленин мог слышать мысли любого живого существа. И будущие мысли в том числе.
Виленин мог убивать руками, ногами, зубами, языком, кончиком волоса. Он мог убивать даже просто одним словом или взглядом. Он научился убивать на любом расстоянии любое количество живых существ мгновенно одной мыслью. Ему ничего не стоило уничтожить всё человечество за одну секунду.
Благодаря «чистке» Виленина скоро в подземной тюрьме в живых остались одни святые, чистейшие люди. Тюрьма превратилась в храм любви и мудрости. Заключённые благодаря просветлённости всё чаще покидали физические тела в медитации и уходили сразу в духовный мир. Администрация на поверхности как-то узнала об этом, и к святым зекам стали спускаться высшие партийные чиновники за мудрым советом и просветлением. Но это было опасно, так как Виленин мог почувствовать в них малейшую нечистоту и сразу убить словом или мыслью. Поэтому партийные чиновники перед визитом год-два интенсивно готовились, очищали сознание, медитировали, практиковали бескорыстие, любовь, смирение, всепрощение, отреченность. Поскольку этим занимались высшие руководители страны, которые одновременно продолжали руководить тоталитарным государством, то и жизнь страны стала быстро и сильно меняться.
3. Журнал Вильгельма. Что это.
Это его личный дневник. Он называет его «живой журнал». Принёс его мне на следующий день после смерти. «Вот возьми, пока я не забыл, а то у меня теперь много дел стало, ухаживать за ним забываю. А ты почитаешь на досуге, поржёшь», — и осторожно положил мягким тёплым комочком на пол. Смешного там было мало, в основном я горько плакал. Дневник-журнал был живой, он всё понимал и сам записывал в себя понятое. За ним надо было тепло ухаживать и быть с ним искренним, тогда он доверял и в ответ открывал, что было у него внутри. Я буду далее приводить отрывки из него.
4. Как я переписал код мира.
После очередного эксперимента с генератором Вильгельма, что-то изменилось вокруг. Всё остальное в его комнате было по-прежнему: в углу гудел и мигал диодами мощный аццки чёрный и коварный сервер, посередине комнаты также лежал большой чистый белый диван, окно во всю стену от пола до потолка высотой шесть метров, перед ним старинный деревянный рабочий стол с тонкими гнутыми ножками, за окном горы со снежными шапками. Только сам генератор изменил форму. Это как когда карандаш рисует по бумаге, то он сам стачивается, изменяет свою форму, так создаёт линии. В первую очередь творец изменяется сам и только этой мощной силой рождает рисунок.
За месяц до этого Вильгельм попросил меня написать управляющий код для его нового устройства. «Не вопрос. А что делает твоё устройство?» В ответ я услышал простое: «Оно просто наблюдает, и твой код должен показывать ему ВСЁ».
Так и сделали. Мой код искал ВСЁ и передавал в генератор Вильгельма, куда ему «смотреть». Генератор наблюдал и передавал тому, кто был к нему подключен, то есть «наблюдателю».
Сначала наблюдателем был всегда Вильгельм. После наблюдений, он был не в себе три-четыре дня. Молчал и балдел. Потом начинал рассказывать мне, что видел.
Он видел другие варианты мира. Не миллионы или миллиарды вариантов, а вообще ВСЕ. Потому что мой код показывал генератору ВСЁ. Я же реальный кодер: «А чё на? Какое техзадание, такой и аутпут.»
5. Журнал Вильгельма. Всё мягкое лучше.
«Мягкие дома лучше», — решил я, и они стали изгибаться в сторону ветра. Соприкоснувшись, они как мыльные пузыри сливаются в один большой. «Мягкие автомашины лучше», и вот они теперь мягкие. Столкнувшись, они лопаются и исчезают. И вообще всё мягкое лучше, в этом варианте мира меня тянуло ко всему мягкому. После двухсотого варианта я перестал вести им счёт.
6. Встреча с самим собой.
Не каждый сможет встретиться с собой по-настоящему. Это невозможно и страшно. Мне такою встречу устроил Вильгельм.
«Свобода выбора — это несвобода» — сказал он как всегда тихо и слёзы также тихо покатились из его глаз. «Вильгельм, друг, что случилось!?» — мне больно видеть его боль и грусть, я хочу чем-то помочь.
— Ты думаешь, что в каждый момент времени человек делает выбор, и его жизнь и судьба состоит из этих выборов и их последствий. Например, ты женатый человек, у тебя любимая жена и славные детишки. Но вместе с приобретением семейного счастья, то утратил большую часть свободы. Ты совершил такой выбор. Это свобода выбора или нет?
— Конечно же. Это был мой свободный выбор.
— Вот и нет. Свобода — это когда ты можешь всё и сразу. Когда ты женился, ты отказался от всех других вариантов. Это несвобода. Ты как поезд, который может ехать только по заранее кем-то проложенным рельсам, впадая в иллюзию, что сам может иногда переводить стрелку, чтобы повернуть на другой путь. Но свобода — это когда ты без рельсов можешь двигаться в любом направлении и при этом одновременно. Когда ты обладаешь всеми вариантами и сразу.
— Но так не бывает.
— Как раз наоборот. Единственно так и есть. Одновременно существуют варианты мира, что ты не женился, что ты женился на другой, что другая женилась на тебе, что ты женился на другом, что никто женился ни на ком, что все не родились и что все умерли. И так далее. Бесконечно и одновременно. Пойдем, я познакомлю тебя с тобой.
Из рабочей гостиной комнаты дома Вильгельма четыре выхода на четыре террасы. Северный выход высоко в горах, там ошеломительный вид на черные отвесные скалы и заснеженные пики, которые поднимаются над облаками. Южный выход прямо на тёплое море, на белый песочный пляж — выбегай и с разбегу в тёплые ласковые волны. Западный выход в тенистом лесу, среди нагретых солнцем, пахнущих тёплой хвоей и смолой сосен с жирными белками — Вильгельм их прикормил, и они теперь наглые. Восточный выход в бескрайнем поле с восходящим нежным солнцем, утренняя свежесть, роса, дурманящий запах трав, пьянящее счастье и глупая надежда на что-то глупое.
Мы выходим в поле, молча идём по клеверу минут пять, из-под ног сотнями вылетают говорящие бабочки. Впереди нас уже ждут. Подходим к группе людей. Там несколько меня и Вильгельмов. Вот и встретились.
Мы все из разных вариантов мира, с разным прошлым, настоящим и будущим. Иногда с незначительно разным, иногда с очень сильно разным. Стоим, молчим, рассматриваем друг друга.
Да, тут есть я, который не встретил жену и так и не женился, это видно по лёгкости, озорству, мальчишеству во взгляде и движениях. Он танцует. Мне завидно, будто я что-то потерял.
«Как ты?» — спрашивает он-я меня. Я не танцую, но я всё знаю, поэтому он чувствует будто это он что-то потерял.
Рядом стоит я, который всё-таки поступил после школы в духовную семинарию, теперь высший епископ. Железносильный, худой, прямые белые волосы до плеч, простая красная ряса, стоит босиком. Его взгляд невозможен — тонкий, проникающий как лезвие стилета и добрый и прощающий. Он заведомо знает грех всех и каждого, и заранее их прощает, и будет оправдывать и защищать всех нас перед Ним на Его суде, и сам примет на себя чужие грехи и понесёт за чужие грехи наказание, и они его за это прибьют гвоздями, он их простит и умрёт в страданиях и воскреснет и всё забудет. Глядя на нас, он чувствует будто это он что-то потерял.
Рядом стоит я, который ушел в мировой бизнес и в мировую власть — мы же все знаем, что в наше время бизнес и власть — это одно. Деловой костюм ценой в сотни тысяч долларов, такие же ботинки, платиновые часы за миллион, кольцо с бриллиантом, ценой в половину Европы. Выглядит старше моих лет, но ухожен. Спокоен как танк, от него исходит тотальная власть. Он сжимает нити управления, и давит рычаги власти. На его лице выражение тяжести и печали, он знает про устройство бизнеса и власти всё. И он не хотел бы это знать, с этим трудно жить и оставаться эмоциональным, нежным, чувствующим. Он управляет мировым бизнесом, это уровень арифметического принятия решений — убить один миллион людей ради того, чтобы спасти два миллиона, здесь нет места ни слюнявым чувствам, ни мелким родственным привязанностям. Я когда-то стал им. Сделал свой свободный выбор. Он чувствует будто это он что-то потерял.
Рядом стоит я, который родился женщиной. Заметная, привлекательная, длинные ноги и всё остальное при ней. Надменно-стервозно разглядывает нас-меня всех, показывает нам-мне своё превосходство и беззастенчиво флиртует сразу с несколькими Вильгельмами. Женщина… На самом деле чувствует, будто что-то потеряла.
Рядом ещё несколько других я разной степени разности. Есть точные три копии меня, после долгой дружеской ругани матом на тему: «Да ты с… кто такой б… нах.. !?», затем короткой весёлой лёгкой драки при поиске различий выяснилось, что разница только в цвете чистых носков, которые мы надели сегодня утром. Надо было надеть не серые, а синие, или ещё лучше полосатые. Безумие, но и они и я чувствуют будто что-то, ну не то, чтобы прям потеряли — подумаешь носки другие, но как-то можно было чуть по-другому сделать.
С Вильгельмами, такая же история, всех много и все разные. Есть даже четверняшки близнецы сёстры Вильгельмы из Китая. Но в отличие от меня-нас, все Вильгельмы встречаются не в первый раз, они хорошо знакомы, быстро разошлись по интересам.
Вот идёт чемпионат по футболу среди Вильгельмов, двенадцать команд по пятнадцать Вильгельмов в каждой, самые яркие Вильгельмы-африканцы и уругвайцы, но фавориты Вильгельмы-англичане и испанцы, это как обычно.
«Будут заговаривать с тобой за политику, уходи от этой темы, а то сил нет уже,» — Вильгельм почти в бешенстве. Оказалось, что недавно обострилась склока между леворадикальными Вильгельмами и остальными. Усилились сепаратистские настроения. В этой ситуации в созданной изначально парламентской демократической республике может узурпировать власть один из Вильгельмов с диктаторскими замашками и большим опытом в этой сфере. А всё это знают другие Вильгельмы, и они заранее готовят социалистическую революцию для свержения тирана, и ещё чтобы всё поделить. Может помог бы референдум, но совершенно непонятно, как технически избежать путаницы Вильгельмов при голосовании, как их отличать. Вильгельм печален — даже среди самого себя, он оказался втянут в политику, хотя никогда ею не интересовался в практическом смысле.
Другая странная проблема — это романтические отношения и секс между Вильгельмами. Законодательством это не запрещено, по факту Вильгельм очень часто любит сам себя. Я вспомнил себя-женщину, и поймал себя на мысли, что она ничего, и было бы … эээ… Не, не, стоп.
«Ты представляешь, есть уже дети от меня и меня. Конечно тоже стопроцентные Вильгельмы. Растут, радуют родителей, здоровые умные прекрасные детишки. Их уже пара сотен миллионов. Можно целую планету только мной заселить», — он рассказывает это буднично. Как я потом узнал, он так и сделал. Теперь есть планета, где живёт только один Вильгельм.
7. Правила наблюдения.
Никогда не начинай со слов: «А ты не боишься… ?».
Наслаждайся удивлением.
Великий наблюдатель сказал: «Ты никогда не наблюдаешь по-настоящему, а всегда смотришь умом. Ты видишь только свой ум. Ты теряешь само наблюдение. Наблюдая, не думай, не анализируй, не присваивай словесные определения предметов, не делай выводы, не ищи причины и связи, отключи всё, не задействуй ни ум, ни разум».
Наблюдай из ниоткуда.
Забудь про себя и тогда станешь великим наблюдателем.
Никогда не умирай.
8. Монархия.
Вильгельм позвонил мне рано утром и еле сдерживая смех, позвал меня на «забавное мероприятие» на городскую площадь, где обычно устраивались карнавалы, шествия и городские праздники. Сегодня должно было пройти карнавально-историческое шествие по мотивам средневековья. Обычно это были городские активисты, они переодевались в самопошитые средневековые костюмы, играли на древних дудках, пели, готовили на кострах мясо и весело бухали. Ещё стоило посмотреть пьяную имитацию рыцарских сражений в самодельных средневековых доспехах.
Вильгельм подготовился — притащил из наблюдения следующее. Три сотни настоящих крутых бородатых рыцарей в полном железном боевом облачении на лошадях. Ещё две сотни их дам сердца — это благородные ошеломительно красивые леди в безумно роскошных нарядах. Они всегда охотно отвечали «да» на недвусмысленное галантное предложение любого рыцаря проследовать с ним в опочивальню. Короля с королевой и тремя сотнями родственников, придворных, шутов, музыкантов, виночерпиев, чесальщиков спины и ещё хрен знает кого. Ещё пять сотен пехотинцев и лучников с оружием. Ещё городскую интеллигенцию: ученых, художников, поэтов, музыкантов. Ещё купцов с семьями и тысячи простых средневековых крестьян.
Полный комплект средневекового города со всеми их городскими домами, деревенскими хижинами, амбарами и сараями возник возле нашего города. Пришельцы расположились и стали жить привычной для них жизнью. Короля Вильгельм притащил вместе с его каменным замком.
Первым делом король решил установить свою власть в окрестностях. При помощи прекрасной силы дам сердца ему это удалось просто и быстро. Там, где были мелкие сложности, чуть помогли рыцари и пехотинцы. Нашего мэра он из уважения пристроил к себе советником. Тот, кстати, был доволен — король был щедр и платил зарплату золотом, а безналичные деньги называл мошенничеством.
С тех пор у нас монархия.
9. Визит к человеку в кепке.
Четырнадцатого марта мы с Вильгельмом приглашены в гости к королю. Я заехал за Вильгельмом и через полчаса мы уже въезжали в ворота замка. Король сидит на золотом троне в главном зале для приёмов, он задумчив. «Позвал по делу. Выйдем на воздух» и вышел первым через боковую дверь, мы за ним. Король говорит коротко и чётко: «Они никак не успокоятся. Снова посылали танки, авиацию и стреляли термоядерными ракетами. Я снова легко отбился одним только крестьянским ополчением с пчёлами и деревянными граблями. Теперь они хотят договорится. Поедете со мной на переговоры. Там будет человек в кепке. Я боюсь.»
Мы едем в серебряно-голубой королевской карете с огромной скоростью — восемь лошадей в упряжке. «И сколько времени им дали, что они так несутся. Не меньше трёхсот километров в час, я думаю…» — спрашивая короля, я старался отвлечься от дурных предчувствий от предстоящего визита. «Ведра по полтора, может два» — король отвечал рассеянно. Лошади были напоены жидким временем, которое ускоряет ход их внутреннего времени в сотни раз. Они сами относительно своего внутреннего времени скачут как обычно, но для нас во внешнем времени их внутреннее время ускорилось в сто раз. Несёмся по автобану, обгоняя все автомашины за полсекунды.
Мы оделись максимально роскошно: золото, изумруды, бриллианты, рубины. Но это вряд ли поможет. Мне тоже страшно — с человеком в кепке избегает прямого столкновения даже сам чёрный император.
Человек в кепке за последние три миллиона лет совсем не изменился, да не изменился бы и за три миллиарда — для поддержания тонуса он выпивает звёзды. Хотя, если приглядеться, лысина, обрамлённая рыжеватыми редкими волосами, стала чуть больше, и в бородке клинышком стало на пару седых волос больше. На нём давно не новый простой серый костюм-тройка из толстой шерсти, черный галстук в мелкую точку, поношенные, но чистые ботинки со шнурками. Картину портят красные толстые вязаные шерстяные носки — «В последние пятьсот лет что-то ноги стали мёлзнуть, вот тёплые носки ношу, конечно не очень элегантно, но уж плостите сталика, ох…, все там будем…» — он начинает картавить, когда не уверен в своей правоте, извиняющимся тоном пытается объясниться перед нами, а сам на прошлой неделе две звезды из дальнего созвездия выпил, все знают.
Мы в его старом рабочем кабинете. Четыре огромных письменных стола, шесть стульев, все табуреты, комоды, подоконники и все горизонтальные поверхности завалены его рукописными статьями в районную революционную газету «Искра». Виленин бредит социалистической революцией и последние полтора миллиона лет пишет пламенные статьи в «Искру», которые, как он думает, должны по его выражению «лазжечь пожал миловой леволюции и сплавить воедино плолеталиев всех стлан». Смешно всё это — выпивать энергию звёзд, чтобы чиркнуть пару страничек в районную малотиражку, которую вместе с рекламой бесплатно разбрасывают по почтовым ящикам.
Сесть нам некуда, поэтому все стоим на полутораметровом узком пятачке пола, ещё пока остающемся свободным от его «лукописей» — ими завален также и пол.
Виленин видит все чужие мысли — и настоящие и будущие. Нехорошие мысли «вычищает» — то есть убивает их обладателя сразу на месте и всё. После встречи с ним редко кто выходит живым, а в основном его выносят «очищенным».
Я уже перестал бояться, чувствую только спокойную обречённость. Однако Вильгельму удаётся перехитрить человека в кепке. Вильгельм превращает все наши: свои, короля и мои, мысли из настоящих и будущих в прошлые. Он может фокусничать со временем. Поэтому, когда Виленин видит наши нехорошие мысли, то это уже наши прошлые мысли, их нет смысла «вычищать», ведь они уже случились. Прошлое невозможно изменить, поэтому глупо наказывать кого-то за уже совершённое им зло. Вот за будущее зло — да, наказание целесообразно и ведёт к его пресечению.
Мы в безопасности. От осознания своей безнаказанности и неуязвимости я веду себя нагло, вальяжно скидываю со стула стопку виленинских «лукописей» и сажусь. Чтобы было удобнее развалиться, скидываю бумаги также и со стола и закидываю ноги на стол. На столе его крепкий чай с лимоном в толстом стеклянном стакане и в медном подстаканнике с гербом СССР. Отхлёбываю из стакана, специально громко швыркаю. Ох же ж, как человек в кепке такое пьёт, в чае пять или шесть ложек сахара!
«Ваше величество, я человек из народа, поэтому всегда говорю от его имени», — Виленин не обратил внимания на мою выходку, уважительно обратился к королю и сразу перешёл к делу.
— Вы захватили прекрасной силой власть в стране — я знаю про Ваших прекрасных дам сердца. Страной раньше управлял демократически выбранный кристально честный президент из народа. Я конечно знаю, что он давно продался транснациональной корпорации за долю в прибыли, и его демократические выборы были подтасованы его близким родственником в избиркоме. Но народ этой страны не имел лучшей ему альтернативы, отчасти потому что он всех стоящих претендентов либо покупал, либо убирал. Народ думал: «Если не он, то кот?», «Всюду враги, он — наш гарант стабильности, без него война будет, потерпим ещё немного как наши отцы и деды терпели, лучшее — враг хорошего, на переправе лошадей не меняют». В общем этот народ всё устраивало, они за него послушно голосовали и были с ним в полной гармонии.
— И тут являетесь Вы, Ваше величество. Вы благородных кровей, Вы мудрый, сильный, бескорыстный и щедрый, Ваши предки все святые цари и герои, положившие свои жизни ради спасения, защиты и улучшения жизни народа. У Вас неограниченно много золота, Вам не нужно даже налоги собирать с народа. Даже наоборот, я знаю, что Вы установили каждому жителю страны безусловную пожизненную ежемесячную выплату в размере дохода наших олигархов средней руки. «Для освобождения от бытовых беспокойств и забот о хлебе насущном и исключения вынужденного нетворческого труда без вдохновения и полёта души» — это у Вас так в королевском указе написано. Буквально через год с начала Вашего правления страна и народ стали процветать, вы полностью перестроили все города и деревни, теперь всё рациональное и экологичное, всё продумано для блага и удобства людей, всюду благополучие и счастье, Вы даже тюрьмы все убрали, потому что преступности ноль. Военной силой вернуть контроль над страной предшествующий президент не смог, даже Ваши крестьяне с деревянными граблями и пчёлами легко побеждают и его танки, и сверхзвуковую авиацию, и спецназ, и даже химическое и ядерное оружие — теперь я понимаю, какая сила приходит к людям, когда они по-настоящему счастливы и свободны. Понятно, что страна теперь окончательно Ваша. У меня один вопрос. Собираетесь ли Вы захватывать другие страны?
— Захватывать? Почему Вы так это называете? Когда Вы вдыхаете воздух, Вы его захватываете? Нет. Это естественный процесс, Вы дышите воздухом — Вы делаете, что должны делать по своей природе. Я король, я дышу властью — я по своей природе управляю страной, людьми, даю им заботу, защиту, процветание, счастье и я сам счастлив от этого.
— О! Ваше величество, прошу прощения, что мой вопрос прозвучал с негативом. На самом деле это не вопрос, а просьба. Народы всех стран, видя, как хорошо стали жить люди Вашей страны при Вашем правлении, теперь хотят, чтобы Вы незамедлительно стали королём и всех остальных стран. Поэтому мой вопрос звучит на самом деле так: «Не будет ли Вам угодно проявить великую милость и принять высшую власть во всех остальных странах и территориях нашего мира. Незамедлительно.»
Король не удивился. Он коротко взглянул на Вильгельма, тот чуть заметно кивнул ему. Видимо они уже обсуждали эту возможность, и была какая-то проблема, о которой король знал.
— Уважаемый Виленин, я покорно приму высшую власть и буду править миром. Это моя судьба. Но есть одно условие. Мне важно, чтобы все могущественные люди были мне преданны и не оспаривали мою власть, иначе придётся применять не только крестьян с пчёлами, но и прекрасную силу дам сердца. Вы, Виленин, самое могущественное существо во Вселенной. Наравне с чёрным императором, великим вампиром и человеком-ёжиком. Но с ними я ещё не знаком. Поэтому моё условие — Вы лично присягнёте мне в верности и преданности.
— Ваше величество, с радостью присягну, хоть сейчас.
— Уважаемый Виленин, я знаю Вашу тайну, я знаю про кепку. Поэтому я хочу именно ВАШУ присягу.
Тут я, во время всего разговора сидя развалившись за столом и понемногу отхлёбывая противно сладкий чай из стакана Виленина, потерял нить смысла. Видимо, я чего-то не знаю.
От слов короля Виленин помрачнел, замер, минуту молча постоял с закрытыми глазами как будто бы отключился и заснул, потом включился и спокойно сказал: «Хорошо, но не здесь. Пойдемте со мной в безопасное место. Это далеко.»
Виленину подали его сверхзвуковой самолёт, и мы полетели на север. В ту самую подземную арктическую тюрьму, где он родился много миллионов лет назад.
10. Человек в кепке снимает кепку.
Лифт, на котором мы спускаемся в давно закрытую подземную арктическую тюрьму, полностью сгнил — железного пола и стенок нет, остался только обитый вишнёвым бархатом маленький двухместный позолоченный диван из красного дерева — на нём мы вчетвером кое-как уместились. Я сел на колени Вильгельму, а королю пришлось сесть на колени Виленину — многотонный вес Виленина не позволил бы сделать наоборот. Весь путь вниз едем молча, глубина такова, что при исправном лифте это занимает обычно целый день. Мы уложились меньше чем в час — все тросы у лифта тоже сгнили, и мы, сидя на уютном бархатном диванчике, просто вертикально падаем в пустоту шахты, это приятно — обдувает ветерок и играет тихая музыка: джаз и что-то из старых «Битлз».
«Ваше величество, может партию в шахматы пока падаем?» — Виленин смотрит лукаво и блестит лучиками из уголков глаз, задумал какую-то хитрую шутку — он на это мастер.
«Извольте, старый друг. На что играем?» — король ничего и никого не боится, всегда принимает брошенный вызов и всегда побеждает ещё до начала сражения — поэтому он и правит миром.
— Как обычно, на одно любое желание.
Виленин с королём успевают сыграть на желание одну партию, король выиграл, Виленин теперь должен ему одно своё желание.
Диванчик развалился — мы приехали. Виленин привёл нас в светлую чистую гранитную камеру, где он родился и счастливо жил с мамой, там по-прежнему лежат его детские вещи и игрушки. Фотографии любимых мамы и отца, которого Виленин никогда не видел, потому что родился после его смерти. Горькие и сладкие воспоминая захлестнули его. Мы тактично тихо стоим.
Волна его щемящей сладкой скорби накрыла и всех нас. Вспомнил детство и ещё молодых смеющихся родителей, любимого рыжего хомячка Буню, шуршащего в коробке из-под обуви, красную облезлую роликовую доску — верное средство передвижения между подростковыми неприятностями. Вот старый двор между рядом деревянных сараев для угля и блестящей мокрой паутиной, натянутой на кривые ивы. Вот запуски самодельных ракет в запрещённый космос, ответные лучи любопытства оттуда и первая волнующая встреча, случайное прикосновение рук, неловкие поцелуи в тесноте звёзд. Ещё тёплая, волнующе пахнущая твоим юным телом пижама с второпях оборванными завязками, она небрежно забыта на крашеном деревянном стуле среди розовых кустов на летней веранде с душистыми яблоками. Все запахи смешались в один. Пьянящий запах юности. Снизу потоки тёплых слёз радости встретились сверху с дождём холодных слёз ясности понимания всего уже случившегося. Беги прочь отсюда. Оставайся юным навечно. Ничего не знай. Ты жив. Дыши.
«Ваше величество, я должен принести Вам присягу в верности, чтобы Вы благородно приняли правление этим осточертевшим пустым миром», — на Виленина теперь страшно смотреть, он испытывает ослепляющий дикий страх, его трясёт. Это самое могущественное существо во вселенной реально боится того, что сейчас произойдёт, и он не готов, он просто покорился своей судьбе. Сейчас человек в кепке снимет кепку, и мир изменится навсегда.
Виленин встал на колени, опустил голову, закрыл глаза и начал очень-очень тихо, почти не слышно петь древнейшую песню воинов своего племени, как пел его отец и дед, который всё создал и которого люди почему-то зовут «Дьявол». Мелодия песни напитана энергией рода созвездий, она рокочет и ласкает, она мгновенно сжимает целое солнце в паучью точку и разворачивает из ничего чистую любовь в ядре из пылающей ненависти. Темп песни быстро ускоряется, пол дрожит, воздух дрожит. Дрожит планета и весь этот мир — ему конец.
Мы такие же как Виленин, мы не можем этому сопротивляться, это наша суть. Мы подхватываем темп и взявшись за плечи друг друга начинаем танцевать босиком. На нас белые дхоти и длинные полностью скрывающие тела красно-черные халаты. На головах у нас угольно-чёрные тюрбаны закрывающие лица, видны только глаза. Это танец изначальных воинов-разрушителей, который можно станцевать только единожды, создав новую вселенную. Прыжки, выпады, обороты, сальто с места, рубящие и ласкающие движения рук, ног и тел. Темп бешено нарастает. Наши тела текут и вибрируют, движения завораживающе синхронны, наши одежды пылают, мы танцуем вокруг стоящего на коленях и уже оглушительно громко поющего Виленина. Ногами мы отталкиваемся прямо от сгустившегося нагретого нашим вращением воздуха, мы уже не касаемся гранитного пола. Мы уже не касаемся этой реальности — мы сами единственная исходная порождающая реальность.
Звук голоса Виленина, поющего ту самую древнейшую песню, прошил лучами-нитями насквозь всё пространство, заставил его синхронизироваться с ним, нанизал на себя и связал всё сущее. Теперь один последний короткий выдох и за ним бесконечно долгий вдох, в котором Виленин вдыхает, втягивает, всасывает в себя теперь всё привязанное к нему нитями звука древнейшей песни пространство, время, всё сущее, всё бытие.
Виленин лежит на полу, в позе эмбриона поджав под себя колени. Глаза закрыты, он тихо и спокойно дышит, он жив. Он свободен, он улыбается, он счастлив. Его серая кепка неподвижно лежит рядом. Из нижней её части, которая соприкасалась с головой Виленина, свисает пучок розовых с красными кровяными прожилками тонких щупалец.
«Вильгельм, чо за такое?»- я в недоумении, щупальца в кепке отвратительны, они слегка подёргиваются, как будто пытаются что-то нащупать вокруг.
Вильгельм устало сидит на гранитном полу и медленно объясняет всё мне и королю. Это кепка Виленина, человека в кепке. Он не всегда был в кепке. Когда ему исполнилось 19 лет, он пошёл на вечный зов и встретил эту кепку, это существо в огромной подземной пещере, полностью заполненной сухой кровью. Кепка — это могущественное живое существо, питающееся сильнейшими чувствами и в обмен трансформирующее желания.
Кепка предложила Виленину сделку. Она будет жить на его голове, запустит в его мозг свои щупальца, и будет полностью высасывать из него его дикую всесжирающую ненависть к людям. Эта ненависть мешала Виленину подняться на поверхность, выйти к людям, он сам больше всего страшился её. Поднявшись и увидев будущие черные мысли и будущие грехи людей, он бы в ту же секунду очистил их, то есть уничтожил всё человечество за секунду. Он бы сделал то, что не стал делать его отец Вилен, который полюбил его маму Литу, и сила любви к которой остановила уничтожение человечества. Грустно, что само же спасённое Литой человечество и заточило её в подземную тюрьму.
Виленин с радостью согласился на сделку с кепкой. Всю высасываемую ненависть кепка трансформировала в такой же силы любовь, то есть вместо ранее испытываемой предельной ненависти теперь Виленин стал испытывать такую же предельную любовь. Дьявольское беспредельное могущество Виленина, полученное от отца и деда, осталось с ним. Он мог всё. Но теперь благодаря кепке он использовал это могущество во имя любви. Он много миллионов лет правил миром, но не открыто, он был серым кардиналом, теневым лидером, кукловодом земных вождей, царей, королей, императоров, римских пап, президентов и генеральных секретарей.
Виленин открыл глаза, король заботливо подал ему руку, помог ему подняться. Они обнялись.
«Ваше величество, теперь я могу ЛИЧНО принести Вам присягу в верности. Правьте миром благородно и сильно. Пусть все Ваши свершения будут добрыми навечно. Теперь Я Ваш слуга и верный помощник», — тихие слова Виленина в светлой тишине его родной пещеры не звучат церемонно и торжественно. Они звучат по-родному, близко, искренне. Мы четверо стали роднее родных братьев, станцевав единожды древний танец изначальных воинов-разрушителей и так создав новую вселенную.
Что мы увидим, поднявшись на поверхность новой планеты? Что за новый мир мы создали в братском танце? Женщины рожают детей в мирах, но новые миры создаются мужчинами-братьями в древнейшем танце.
«Дорогой Виленин, за Вами шахматный должок. Одно Ваше желание. Не забыли?» — король шутливо толкает в бок Виленина, широко улыбается, похоже теперь его очередь хулигански пошутить. Вильгельм подмигивает мне, он как всегда всё знает заранее, а, учитывая безграничное могущество шутников, шутка будет вселенски офигительной.
— Ваше величество, как можно? Я конечно стар и мне приходится постоянно записывать себе на руке пароли от гугл-почты, но свои долги всегда помню и отдаю, спросите, например, Вашего Моисея. Какое из моих желаний изволите?
— А то, самое заветное, где Вы хотите забыть о смерти и забыть, что каждое воспринимаемое чувствами мгновение жизни уже хоть и на долю секунды, но уже в прошлом. То Ваше желание, где Вы хотите полностью раствориться в несуществующем «сейчас» и стать живым.
— Ух, чёрт! Ох, простите, не к ночи будь помянут… Ваше величество! Вы действительно разрешаете мне исполнить это моё заветное желание?
— Да, дорогой Виленин, это мой братский подарок. Но есть мелкое условие — Вы получите эту великую способность, если поделитесь ею с каждым человеком в этом мире. Вы сможете стать живым и счастливым, и все люди тоже станут живыми и счастливыми. Если, пожелают конечно. Пусть по крайней мере, все люди будут способны это сделать, если сами захотят — для них это будет «шахматный» долг на их желание. Ха-Ха! А я буду для них как шахматный король желаний.
— Я согласен, Ваше величество. Господи, это же навечно самая смешная шутка. Вы перешутили меня, мой друг, поздравляю!
— Да будет так, человек.
Они обнялись и долго безудержно до слёз хохотали над до конца только им двоим понятной шуткой.
Мы поднимаемся наверх на наспех склеенном скотчем бархатном диванчике, так же играет тихая музыка: теперь джаз и что-то из старых «Битлз» одновременно. Король с Вилениным снова играют в их чёртовы шахматы на желания, от которых когда-нибудь вздрогнет или вдруг заново родится мир.
Я тороплюсь к ужину домой. Сегодня жена обещала запечь в духовке мои любимые баклажаны, не хочется опаздывать.
— Вильгельм, так получается, что Виленин правил миром?
— Нет, кепка правила миром.
— Нет, шахматный король правил миром.
— Нет, великий наблюдатель правил миром.
— Чушь какая… Ты хоть прихватил кепочку?
— Канеш.
— Зайдешь в гости на баклажанчики?
— С удовольствием.
11. Три поросёнка.
Когда у Саши той ночью пропала его любимая жена, он ещё несколько недель, обезумев от горя, остервенело искал её повсюду. Он не спал и не ел, а только искал её и звал, расспрашивал всех встречных, может кто что видел. Раньше все знали его как доброго и отзывчивого, который и мухи не обидит, но вскоре встречные стали в ужасе шарахаться от него, настолько страшно и безумно он стал выглядеть от горя и отчаяния. Он выл, скулил, плакал и никак не мог поверить, что её больше нет, что он больше никогда не обнимет её, не прижмёт к сердцу. Потом пришла апатия, потеря смысла жизни, родственники всерьёз опасались, что он убьёт себя. Единственное, что помогло ему пережить горе, это забота о детях — о пятерых славных малышах, плоде чистой и нежной любви. Они ещё не начали ходить, а только беззащитными комочками спали и всё время нуждались в тепле и еде. Саша теперь всё своё время и силы тратил на поиски пропитания для детей. Это было очень тяжело — год был плохой, все еле сводили концы с концами, многие уже умерли. Совсем плохо стало зимой, Саше приходилось всё дальше уходить от дома, чтобы хоть что-то принести.
Сегодня в поисках пищи Саша бежал уже семь часов без остановки, ноги ватные, дыхание хриплое, от усталости и голода у него кружилась голова, он почти умирал. «Скоро станет темно, пора возвращаться домой к малышам, но я не могу прийти с пустыми руками, они уже четыре дня ничего не ели, я должен принести хоть что-нибудь, любой ценой.» Вдруг он увидел на краю леса большой каменный дом, рядом с ним гостевой деревянный домик, и ещё веранду для отдыха из веток и соломы, стилизованную под шалаш. Возле веранды в железной жаровне горит костёр. На веранде развалившись в плетёных креслах сидят трое.
Саша знал их — это были писатели-свиньи. Они умные, жестокие и жадные, но это был единственный шанс, Саша решил попросить у них какие-то продукты для малышей. Он подождал пока дыхание после бега восстановится, спокойно подошёл к ним и с достоинством поклонился.
— Уважаемые господа писатели, выражаю вам своё почтение. Меня зовут Саша, я волк. У меня умерла жена, осталось пятеро малышей, мы несколько дней ничего не ели, мы на грани голодной смерти. Очень прошу вас помочь какими-нибудь продуктами, я готов отработать.
Писатели были уже пьяны. Самый жирный из них хрюкнул и засмеялся: «Ха-ха! Волк! Голодный! А ты знаешь, что волка ноги кормят! Найди работу, тунеядец.»
Другие писатели пьяно засмеялись и захрюкали. Сострадание даже не шевельнулось в их сердцах, его там никогда не было, как не было и любви, уважения, смирения, терпения, понимания, человечности. Они даже и не подумали помочь умирающим от голода маленьким детям, этим ни в чём не повинным беззащитным комочкам, которые только родились, доверились волшебному потоку жизни, который их как всегда жестоко обманет и вынесет их холодные мёртвые тельца на чёрный брег смерти.
Саша не уходил, он стоял как вкопанный, молча, слёзы лились из его глаз, он понимал, что это конец, смерть и ему и его любимым детишкам.
В результате дьявольской реакции распада алкоголя, в которой он на этот раз смешался с божественным писательским талантом и часто сопровождающим его жестоким юмором, в мозгу младшего свино-писателя родилась жестокая шутка.
— Постой-ка, волк. Мы знаем, что ты ненавидишь нас, что ты плюёшь на нашу мудрость, которую мы ценой многолетних бессонных ночей записываем в наших книгах и статьях, заботясь о спасении от невежества таких простых, но любимых нами созданий, как ты. Мы знаем, что ты плюёшь на наши тяжело заработанные достижения и заслуженную славу. Так мы предлагаем сейчас тебе как следует, от всей души, плюнуть на наше имущество как на символ наших заслуг перед народом. Здесь наше имущество этот дом. Мы дадим тебе еду, если ты сможешь просто сдуть эту соломенную веранду.
Саша обрадовался, это шанс, огонёк надежды, может его дети и не умрут сегодня. Хотя он был уже на грани смерти от голода и усталости, он собрал всю волю к жизни, всю любовь к детишкам, всю любовь к пропавшей жене и дунул на соломенную веранду.
Саша сразу потерял сознание, он не видел, как порывом космического ветра снесло веранду вместе с писателями. Свиней-писателей разбросало по поляне, но они не пострадали. Алкоголь сразу выветрился из них, они мгновенно протрезвели, и их заполнил гнев. Они вскочили, подбежали к Саше, и грубо облили его ледяной водой, чтобы привести в сознание.
— Вставай волк. Не знаем как, но ты сдул соломенную беседку, наверное она была старая и уже гнилая, так каждый может, это не засчитывается. Теперь ты должен сдуть этот деревянный гостевой дом. Иначе ничего не получишь.
Саша был без сил. Он не мог даже стоять. Он умирал. Он вспомнил детишек и понял, что ему придётся здесь умереть, но хотя бы они смогут выжить.
— Если я умру, вы отвезёте еду моим детям?
— Конечно, мы честные писатели.
И Саша дунул на деревянный дом. Что потом произошло, Саша увидел сквозь кровавый туман в глазах. Дом распался на составляющие брёвна, черепицу с крыши, перекрытия, внутреннюю мебель, куски кирпичного фундамента, и всё это улетело высоко в небо. Старший из писателей тоже улетел на небо.
Оставшиеся средний и младший писатели подбежали к Саше и стали его жестоко бить ногами в живот и голову. Саша не сопротивлялся, он уже ничего не чувствовал. Очнулся Саша от сильной боли в глазах. Писатели накалили в жаровне до бела железный прут и выжгли им Саше глаза.
— А, очнулся волк. Теперь ты попробуешь сдуть этот каменный дом. И чтобы тебя стимулировать, знай, что это мы украли твою жену. Мы втроём насиловали её неделю, потом живьём скормили собакам.
Волна безумной страшной темной силы родилась внутри Саши. Он перестал быть простым серым волком, он стал вервульфом-разрушителем. Он направил эту разрушительную волну на писателей и их огромный каменный дом. Волна снесла дом и лес за ним. Всё поднялось в небо. Писателей тоже сдуло. Остался дымящийся раскалённый километровой глубины кратер как от метеорита. Саша умер.
Средний писатель насмерть разбился, падая с высоты на камни. Младший писатель чудом выжил, но остался без рук и ног. Казалось бы, он больше ничем не мог навредить миру и людям. Но на невероятной силе божественного писательского таланта, он написал чудовищно лживую сказку про трёх смелых и добрых поросят, домики которых хотел сдуть глупый и злой серый волк, а они его прогнали. С тех пор дети всего мира презирают серого волка, а поросят считают добрыми и хорошими. Какая ложь.
Но всё это будет много позже, а сейчас серый волк Саша лежит с выжженными глазами на окровавленном снегу, зверски ради пьяной шутки убитый лживыми свиньями-писателями, так и не сумев принести пищи для своих маленьких детишек. Пять его деток, пять тёплых нежных мягких комочков, прижавшись друг другу, чтобы согреться в глубокой холодной земляной норе-могиле, тихонько поскуливают от голода и холода. У них уже нет сил звать скормленную собакам маму. Они умирают, только родившись, так и не успев выйти из норы и увидеть мир. Последняя детская слезинка, последний дрожащий выдох: «Мамочка». Их детские мёртвые тельца никто никогда не найдёт, никогда не узнает правду и не накажет совершенное зло. Их смерть, как и любая смерть, напрасна.
Писатели всегда лгут, и добрых три поросёнка будут вечно глумиться над злым серым волком.
12. Журнал Вильгельма. Великий вампир и три поросёнка.
Когда я узнал про эту чудовищную историю, было уже поздно и стало совсем темно. Что заставило этих благородных писателей-свиней так поступить? Они добрые, отзывчивые и скромные. Они по-настоящему талантливы. После наблюдения великого наблюдателя выяснилось, что они так поступили по просьбе великого вампира. Я слышал про него слишком много противоречивого, но сам не встречался. Пришло время увидеть его лично. Завтра во сне.
Я пришёл к нему во сне, когда он спал. Ему девять лет, он в тёплой голубой пижаме с мишками, спит в маленькой уютной комнате на чердачном этаже. Кровать в виде кораблика, на полках книжки про Винни-Пуха и про всех, на полу игрушки и машинки, в шкафу зелёные ношеные кеды и школьная форма.
— Здравствуй, меня зовут Вильгельм. Не бойся, я не сделаю тебе ничего плохого. Я вообще-то добрый.
— Здравствуй добрый Вильгельм. Ты хочешь поговорить про свиней-писателей и серого волка?
— Да. Но можно сначала спросить, почему тебя все называют «великий вампир»?
— Великий вампир? Первый раз слышу, никто никогда меня так не называл, ты первый. Почему ты меня так называешь? Ну пусть будет «великий вампир»… Хотя мне страшно это как-то.
— Великий вампир, почему ты заставил моих друзей добрых писателей убить Сашу, его жену и детей?
— Никто никого не убивал. Сейчас я покажу тебе, как было дело, и ты сам всё поймёшь.
Он включил видеозапись его разговора с писателями. Писатели-свиньи вызывают великого вампира. Они по очереди приходят к нему во сне, когда он спит.
— Что вы хотите добрые писатели? Всемирной славы? Много денег? Прекрасных женщин?
— Нет. Мы хотим написать по-настоящему великую книгу, которую бы запомнили навечно и передавали поколениями тысячи лет. Которая бы перевернула жизнь всех, кто её прочитает. Мы хотим рассказать в ней всю правду.
— А что правда? Правда — это то, во что слепо верят все. Правду нельзя рассказать, её можно только выдумать, то есть солгать. Для этого нужен великий талант и великая слепая жертва. Чтобы правда была могущественной, чтобы в неё слепо все поверили, нужно взять за основу великую ложь со страшным злодейством и доброй светлой силой вашего писательского таланта полностью перевернуть, трансформировать её, и сделать великой правдой. Вам дан божественный писательский талант именно с тем, чтобы лгать правду. Вы совершите зло с вашим невинным добрым соседом волком и его семьей, и потом талантливой ложью его самого превратите в злодея. И эта ложь станет чистой правдой и будет учить всех детей хорошему.
— Но мы не можем так жестоко поступить с нашим соседом.
— Хорошо, тогда в последний момент я спасу волка, его жену и детей, и они не будут ничего помнить про случившееся. Но тогда взамен двое из вас умрут, а третий, который и напишет великую книгу, будет калекой. Вы готовы на такую жертву ради того, чтобы дать миру всю правду?
Писатели согласились и ослепляющее злодейство случилось. Великий вампир в последний момент спас и Сашу, и его любимую жену, и их славных деток. Все они прожили вместе долгую счастливую жизнь, никогда больше не голодали, жили в спокойствии и достатке.
Эту правду мне рассказал великий вампир. Но я не поверил.
13. Вильгельм спасает мир от падения.
Как Вильгельм спас от падения весь мир, знает лишь пара человек. Это большой секрет, я расскажу.
Конец лета, не жарко, я сижу с книгой на скамейке в парке, мои дети резвятся рядом на игровой площадке с другими детьми. Подходит он, в руке белая щётка для бороды с пчёлами, садится рядом на скамейку.
«Привет, меня зовут Вильгельм», — он смущённо улыбается, говорит дружелюбно и с достоинством. Я сразу понял, кто это для меня. Это мой единственный и самый лучший друг. Мы долго говорим, он рассказывает про себя, я — про себя. Много шутим, смеёмся.
Много лет назад профессор физики Фриман изобрёл воздушные кронштейны. Это такие крепления, которые держатся просто за воздух. И даже не за воздух, а за пространство, потому что они работают даже в космосе, где нет воздуха. Кронштейны сделаны из чёрного металла, они размером со спичечный коробок, посередине просверлено отверстие для болта с гайкой, сбоку маленький синий переключатель «Вкл/Выкл». Вы устанавливаете кронштейн в любую точку пространства, переводите переключатель в положение «Вкл», и кронштейн фиксируется в этой точке намертво, пока вы не переведёте переключатель на «Выкл». Можно вставить в отверстие посередине болт с гайкой и прикрутить на них что угодно. Вес неограничен. От книжной полки, до пятикилометрового бетонного железнодорожного моста.
Изобретение профессора Фримана изменило мир. На «кронштейны Фримана», так их стали называть, стали вешать всё: сначала ложки и прихватки для горячего на кухне, полки в гараже, складские стеллажи. Затем фонари уличного освещения. Затем стали вместо фундамента ставить на них целиком дома, промышленные предприятия, трубопроводы, железнодорожные пути, мосты, космические станции. Над стоящими на земле старыми городами скоро появились новые города: жилые кварталы, промышленные предприятия, культурные центры, улицы, парки, площади — всё это целиком висело только на кронштейнах Фримана. И над новыми висящими городами, снова новые городские уровни, и над ними ещё и ещё — в высоту на многие километры.
Профессор Фриман стал мировой знаменитостью, самым известным человеком на планете. Вильгельм — его самый талантливый и близкий ученик. Вместе они сделали много изобретений и революционных открытий в физике.
Профессор Фриман состарился и умер. Продолжение всех начатых им работ и исследований принял Вильгельм. Тёплой осенней ночью Вильгельм с теплотой вспоминал своего друга и учителя профессора, слушал блюзовые пластинки и разбирал старые записи профессора. Среди них — та самая тетрадь, в которой все формулы и расчёты по изобретённому много лет назад кронштейну Фримана. Математические формулы здесь настолько сложны, что разобраться в них мог только сам гениальный профессор. Только он один. По факту никто кроме него точно не понимал, как работают его кронштейны, но это не было проблемой — ведь они надёжно работали и много лет держали на себе города и страны, почти весь новый мир держался на них.
Вильгельм — гениальный физик и математик, разобрался в записях профессора и к своему ужасу случайно нашёл в расчётах ошибку, которая делала невозможной работу кронштейнов. Он не спал несколько недель, проверил множество раз, но ошибка в расчётах профессора раз за разом подтверждалась. Вильгельма трясло, тошнило, он испытывал шок — он понял, что новые города могут рухнуть друг на друга с высоты в один момент — тогда чудовищные разрушения, миллиарды смертей, океан скорби, слёз и горя.
Но как же до сих пор работают кронштейны Фримана? По расчётам, теоретически они были невозможны! За счёт чего они много лет держат на себе города и страны? Тогда Вильгельм понял — только за счёт неумолимой веры профессора. Весь мир в буквальном смысле держался только на вере одного гениального человека. Он верил сам себе — все верили ему и жили, опирая целые страны на силу этой чистой веры.
Вильгельм не знал, как долго ещё будут держаться кронштейны. Может нужно всё рассказать правительству и срочно эвакуировать население целых городов и стран? Но если они узнают про ошибку, сила веры иссякнет и всё рухнет в одну секунду. Что Вильгельму делать? Ответственность за миллиарды невинных жизней только на нём. Вильгельм полностью поседел.
В один момент Вильгельм решил рассказать об ошибке одному своему коллеге, тоже выдающемуся физику и ученику профессора. Возможно Вильгельм что-то упустил, и вместе они смогут сделать новые расчёты. Этот коллега-физик был родом из маленького южного сельского городка. Вильгельм всё ему рассказал, и они вместе ещё раз тщательно проверили формулы и расчёты, но правота Вильгельма подтвердилась — кронштейны Фримана не могли ничего держать. В тот же миг коллега утратил веру, и всё, что держалось на кронштейнах Фримана в его родном южном городке, рухнуло. К счастью никто не погиб — городок был слишком маленький, промышленных производств и крупных зданий там не было. Вильгельм сразу понял, как надо действовать, он напоил коллегу чаем с психотропной травой, стирающей краткосрочную память, а потом рассказал ему, что тот упал с лошади и ударился головой, и поэтому ничего не помнит про последние три дня. Трюк сработал, работа всех кронштейнов Фримана в маленьком городке сразу восстановилась, а чрезвычайное происшествие списали на магнитные бури.
Самое страшное для Вильгельма было впереди — сам-то он всё знал и утратил веру, поэтому стоило только ему случайно увидеть кронштейн Фримана или даже подумать про него, как он немедленно падал. Если Вильгельм просто войдет в город или только увидит его по телевизору или даже просто подумает про это, то всё в городе сразу обрушится, и погибнут люди. Совершить самоубийство ради спасения миллиардов жизней? Он серьёзно рассматривал это как последний вариант и был готов.
Но не зря Вильгельм гений — он нашёл безумное и непосильное для обычного человека решение. Каждый день доказывать самому себе правильность расчётов и формул профессора Фримана, по которым кронштейны должны всё-таки безупречно работать. Каждый день уже много десятков лет подряд Вильгельм начинает с открытия нового способа решения математической формулы кронштейнов профессора Фримана. И каждый новый способ должен математически однозначно и безусловно доказывать верность уравнения, по которому кронштейны надёжно держат весь мир от падения. Каждый день Вильгельм новым способом математически формулирует заведомо ложную, но безукоризненно и точно доказанную истину, нужную ему по совести, и сохраняет миллиарды жизней, и спасает весь мир от падения.
14. Как найти Вильгельма.
Вильгельм приходит сам. А мне самому найти Вильгельма бывает очень непросто. В этот раз он купил на солнечном берегу тёплого южного моря окружённый красивейшими горами целый курортный город с сотнями маленьких гостиниц и апартаментов, десятками огромных двадцатиэтажных современнейших люксовых отелей и роскошных вилл, множеством кафе, модных ресторанов и казино, но только с одним маленьким соломенным бунгало прямо на берегу на белоснежном песке. Где он берёт деньги? Этот мой вопрос всегда ставит его в тупик, он как будто не понимает, о чём вообще речь — чёртов богатей.
Вильгельм сделал так, что из этого купленного им городка все люди уехали. Город стоит пустой. Никого. Ни единой души. Я приехал туда летом на своей большой машине, остановился посреди городка, вышел из машины, стою, смотрю по сторонам. И как же мне, чёрт побери, тут найти Вильгельма? Он может быть в любой из тысяч комнат любого отеля или виллы. И обычно он не сидит на месте. Вильгельм потому и покупает целые пустые города, чтобы было место, где ему побродить, и чтобы было тихо, никто не маячил и не мешал думать. Он может с утра до вечера без остановки бродить по всему городу. Но не по улицам. Обычно он идёт через все здания насквозь по всем подряд коридорам, лестницам, комнатам, кухням, ресторанам, концертным залам, кинотеатрам, кафе, барам, магазинам, пыльным кладовкам, подсобкам и морозильным камерам с рыбой. Для него нет закрытых дверей. Так он бродит пока совсем не устанет, потом ложится спать прямо там, где в этот момент стоял, хоть на полу в туалете. Ему пофиг. Проснувшись утром, он идёт бродить дальше. И так месяцами.
Мне надо найти Вильгельма. Стою на перекрёстке, оглядываюсь, звать его бесполезно — когда он бродит, он ничего не видит и не слышит, он полностью внутри своих размышлений.
Что ж, ничего не поделаешь, иду тоже бродить, как он. Так как он — насквозь всех зданий и через все двери, так как он — с утра до вечера, ночуя прямо на полу, где застанет усталость. Так как он, ничего не видя и не слыша, полностью в себе. Месяцами и годами. Хорошо, что никого нет вокруг. Тихо и спокойно. Я здесь один.
15. Вильгельм рассказывает про всё.
Хорошо иметь близкого друга, который может без утайки рассказать про всё. И он рассказал.
По четвергам мы с Вильгельмом обедаем вместе в одном хорошем дорогом ресторане рядом с моей работой. Моё руководство, высоко ценя мои заслуги, обычно закрывает глаза на мои нарушения трудового распорядка, на работу я могу приходить, когда хочу, и уходить, когда хочу, и обедать по три часа. Зато почти девяносто процентов прибыли моя компания получает от продажи написанного именно мною софта. Оставшиеся десять процентов прибыли приходятся на софт, разработанный остальными тремя тысячами моих коллег. Контрольный пакет акций тоже у меня, если что. И компания названа моим именем.
Сегодня в четверг мы сидим в ресторане с Вильгельмом. Он одет как всегда элегантно и чуть небрежно: чёрные сверкающие лаковые туфли, тёмно-синий тонкий костюм, нежно-голубая рубашка с бриллиантовыми запонками, галстука нет, в руках белая щётка для бороды с пчёлами. Я одет проще: бледно-жёлтые шорты с большими накладными карманами для всего, чёрная футболка и удобные чёрные тапочки.
Мы только пришли, сели возле большого окна с видом на центральную бурлящую людьми и машинами улицу нашего огромного мегаполиса. Там суета, все бегут, бешеный темп и кусучие адвокаты. Здесь малолюдно и тихо, жужжат злые пчёлы на вильгельмовой белой щётке для бороды. Я их боюсь и погружённо читаю меню, чтобы сделать заказ. Спокойно.
«Видел бога?» — вкрадчивый вопрос Вильгельма как выстрел в висок. Даже голова дёрнулась. Вскакиваю, кручу головой, оглядываюсь по сторонам, никого нет. Снова сажусь.
— Где? Ты с ума сошёл?
— Не здесь. Уже давненько. Хочешь покажу, когда пообедаем? Если конечно других планов на сегодня нет.
— Ты можешь мне показать высшего единого бога, изначального, нерождённого, вечного, который всё создал и который всем управляет? Тот самый абсолют, источник единой истины, мерило всех мерил, высшего законодателя и справедливейшего судью?
— Да. Причём могу тебе показать всё это как в одном субъекте, так и по-отдельности в разных субъектах в любой комплектации. Например, отдельно высшего единого бога, который всё создал, и отдельно высшего нерождённого бога, который всем управляет, и ещё высшего законодателя и справедливейшего судью, который их всех судит. И, кстати, ты говоришь чужими шаблонами, которые не понимаешь.
— Вильгельм? Ээээ… Погодь. Позови мне для начала высшего единого официанта, и закажем ему создать нам по свежему салатику. Потом ещё брокколи. Или лучше баклажаны? В сметане?
— Не глумись. И не стебайся над серьёзной темой. А то вон король с Виленином уже пошутили… Кто-то кому-то проиграл в чёртовы шахматы своё желание, и теперь у всех людей есть кишечник. Приходится что-то кушать. Но только не брокколи. Я закажу нам баклажаны в сметане. Ей официант! Любезный!
Вильгельм сейчас не шутил — происходило наблюдение, я понял, что сегодня я на работу не попаду. Пока Вильгельм не спеша делал официанту заказ, я позвонил на работу, сказал, что сегодня не приду, пусть деплоят всю фигню без меня.
Неуклюже задевая мебель, роняя по пути стулья, изысканно красиво по-французски извиняясь, если кому нечаянно наступил на ногу, к нашему столику бежит Микис. Он очень большой и неповоротливый. Только очень светлый, добрый, милый, интеллигентный. Такой ураган чуткости, эверест милоты и обаяния — женщины при знакомстве сразу от него без ума. А, учитывая его анатомию, познав его близко, получив с ним неземное наслаждение, такая женщина про других мужчин забывает навсегда.
Микис прибежал, подсел к нам, мило и застенчиво улыбается, доволен, что успел пока официант с заказом не ушёл. Вильгельм добавил к заказу еду ещё для Микиса. Повар на кухне с ума сойдет от счастья от такого заказа — Микис настоящий гурман.
Пока кушаем наши салатики, Микис подхватывает тему и по-дружески обращается ко мне.
— Mon ami, ты думаешь, что есть такой единый бог, который всё создаёт и управляет с целью привести всё созданное к какому-то нужному ему правильному состоянию. То есть сразу как-то у него всё создать правильно не получилось. Надо докручивать, доводить, управлять. Управление — это приведение чего-то к нужной цели, к нужному состоянию, понимаемому идеальным. Бог с помощью наказания за неправильные действия, то есть за грехи, или за счёт кармических последствий или ещё, это неважно, как-то направляет, учит людей и препятствует появлению нежелательных ему состояний этого своего создания. Он сам или через пророков даёт правильные знания и ведёт человечество к очищению и счастью, то есть состоянию, которое он считает идеальным, самым правильным и самым желательным, с его точки зрения. Например, чтобы все стали правильные, святые, безгрешные, вернулись к нему в рай и там жили с ним правильно и счастливо.
— В целом да. Мировые учения о боге такое говорят.
— Не абсурд? Бог, у которого всё есть, хочет, чтобы у него в итоге чего-то неправильного не стало, и таким образом, в итоге его управления миром у него останется не всё, а только так называемое хорошее и правильное, какой-то типа рай, например. И на это нужно время, много времени, бесконечно много. У бога в итоге останется не всё, то есть он добровольно станет ограничен. А понятие абсолюта? Например, какое абсолютное самое идеальное средство передвижения? Что лучше: быстрая гоночная машина или мощный вездеход?
— Ну их нельзя так сравнивать. Они каждый для своей цели. Кроме того, есть и просто нерациональные субъективные предпочтения.
— Правильно. Так почему же должен существовать абсолют всего? Божественный абсолют, единый закон, наилучший для всего и всех, к которому все обязаны стремиться? И если есть отклонения от этого идеала, абсолюта, то это грех, они подлежат наказанию или кармическим последствиям, в общем какой-то прямой или непрямой корректировке?
— Но бог дал людям свободу воли и желаний, он не хочет, чтобы они были запрограммированными роботами, он хочет, чтобы они сами по любви, добровольно обратились к нему, к его закону, сами поняли, что они занимают подчинённое положение, что они не боги. И люди станут счастливы, когда перестанут бросать ему вызов и претендовать на его место, а просто полюбят бога и с радостью примут его идеальные законы.
— А кто-нибудь понимает, что такое идеальный закон или правило? Это бессмысленная игра лживых слов и туманных понятий. Всё относительно, потому что есть всё. Главный и единственный закон — ВСЁ ЕСТЬ.
Принесли баклажаны в сметане — это божественно вкусно. Хотя тоже относительно — вон Микис все носы воротит. Ему сейчас принесут такое, что едят только цари и императоры, да и то только на день рождения, потому что очень сильно дорого.
Вильгельм и я забыли про бога и смакуем баклажаны.
Нас отвлёк стук снаружи в окно, рядом с которым наш столик. Там Офицер. Он только что с войны, в нескольких местах ранен, повсюду окровавленные бинты, нога и рука в гипсе, сам сидит в кресле-каталке. Но, судя по его широкой счастливой улыбке — война удалась и вся грудь в орденах. Вильгельм приветливо махнул ему рукой, мол, давай скорее к нам.
Кресло-каталку Офицера толкает прекрасная амазонка-воительница. Божественная красота, божественное юное сильное тело с бронзовым загаром. Одежды нет вообще, нет даже минимальных трусиков, только оружие: за плечами огромный двухметровый чёрный лук, колчан стрел, на поясе тяжёлый острый как бритва боевой топор, два десятка метательных ножей, два самурайских японских меча и нунчаки. В ножнах на руках и ногах отравленные дротики. На боку большая сумка из толстой кожи, там дрессированные опасные боевые существа: летающий умный ястреб-шахматист, метательный толстый колючий ёж и самое страшное оружие — бешеные двинутые милые полосатенькие котики.
Прекрасная смертоносная амазонка передвигается на белом боевом слоне. Его в ресторан не пустили, но ему нормально, остался возле входа жрать бананы с пивом. И чтобы ему совсем было хорошо, амазонка попросила вытащить ему большой телевизор и включить футбол. Теперь звуковым фоном нашей беседы и фоном вообще всех звуков в квартале идёт громкое чавканье белого боевого слона и его бубнящие, перемежаемые отборным матом комментарии четвертьфинального футбольного матча Лиги чемпионов. Оказалось, он профессионально разбирается в футболе и заразительно интересно комментирует. Послушать его сначала собралась большая толпа прохожих, а потом быстро приехал фургон с аппаратурой, подключили прямую трансляцию, и слон стал в прямом эфире комментировать футбольный матч на весь мир. Его смачный слоновий мат редакторы прямого эфира правда старались запикивать, но это почти не работало, поскольку он замысловат и изящен, и заранее не разгадаешь, где он начинается и заканчивается.
«Друзья, пожалуйста познакомьтесь, это Леночка», — Офицер явно с гордостью представил нам свою спутницу. Спору нет, она юна и чертовски хороша — глаз не оторвать. Леночка скромна, подкатив Офицера к нашему столику, она застенчиво присела на краешек стула, положила себе на тарелку ложечку морковного салатика, и за всю нашу беседу заботливо и тихо произнесла только: «Папуля, давай мне гранатомёт, он тяжёлый, а тебе врач тяжести запретил, а то швы разойдутся». Леночка — это дочка Офицера. Младшенькая.
— Эх, а видели бы вы её маму, мою любимую жёнушку. Как она звездолётом управляла! Боевой звёздный пилот каких не было и не будет. Фурия! Это она с единственного выстрела из коаксильного пульсирующего бластера взорвала нейтронное ядро «Звезды смерти» — неуязвимой боевой станции черного императора, труд всей его жизни. Когда он в восхищении это увидел, то сразу предложил ей стать его женой, на любых её условиях. Но она предпочла меня. С тех пор черный император на меня дуется.
Вильгельм съел баклажаны и послал за капучино. Офицеру принесли что-то диетическое, которое ему заказала заботливая застенчивая дочечка — смертоносная голая амазоночка. У неё из кожаной сумки на боку то и дело высовываются по очереди её милые опасные боевые существа, которых она украдкой кормит с руки. Особенно прожорлив и бесцеремонен метательный толстый ёж, он с урчаньем налегает на пятнистые склизкие грибы и подвявшую антоновку. Он тоже настоящий воитель — его сила в скорости броска, весе и проникающих сквозь любую броню отравленных иглах, поэтому он жрёт не для удовольствия, а чтобы смертоноснее убивать врагов Леночки.
Все бешеные двинутые полосатенькие котики повылазили из леночкиной сумки и устроились у меня на коленях — я люблю котов. Я наслаждаюсь общением с ними — глажу по мягкой боевой шерстке, чешу за ушами, разговариваю с ними, они всё понимают, громко утробно мурчат. От удовольствия я даже забыл про тему нашей начатой беседы про бога. Вильгельм своим вопросом к Офицеру отвлек меня от котиков.
— Офицер, дружище, твой же вариант мира не создан богом?
— Да, Вильгельм. Он сам про это всё время нам говорит по телевидению. Он говорит, что действительно создал ваш мир, тут у вас не убий и всё такое. А от нас он открестился. Типа, почему такое как у нас безумие войн делает нас счастливыми, он не понимает, не поддерживает, и заниматься нами не будет, раз он нас не создавал. Короче не вмешивается, умывает руки — разбирайтесь сами, аминь.
Тут я забыл про котиков у меня на коленях, что-то сильно не сходится в моей картине мира.
— Вильгельм, а кто же тогда всё создал?
— Любезный Микис тебе же всё объяснил. Единственное правило, запомни его — ВСЁ ЕСТЬ. Есть бог, который всё создал. Есть бог, который ничего не создал. Есть всё, которое не создал бог. Есть всё, которое создал кот. Есть кот, который создал бога. Вообще все варианты всех миров. Есть противоположность — ВСЕГО НЕТ. И есть отсутствие противоположности — ТОЛЬКО ВСЁ ЕСТЬ.
Офицер, под строгим любящим взглядом дочечки кое-как доел своё диетическое, начал чистить парабеллум и задумчивым тоном добавил: «Да-а-а-а. Всё есть. Кроме времени в нашем понимании, потому что всё есть сразу и одновременно. Ничего не меняется. Это главная тайна, которую …». Конец фразы я не расслышал. Звук голоса Офицера закрыла чарующе прекрасная музыка. Это Микис поддавшись приступу вдохновения достал из своего заплечного мешка ноты и начал играть на серебристом рояле, который стоит посреди зала ресторана. Новое произведение двух гениальных глухих композиторов братьев-близнецов — японца Ака Пеллы и француза Луи Тембро. Близнецы-гении пишут сложнейшую и красивейшую так называемую «универсальную музыку» специально для Микиса — только он единственный может исполнить партию для рояля не только для двух и даже не для четырёх рук, намного намного больше рук — сотни рук, и намного намного сложнее. Универсальная музыка содержит в себе сразу все ритмы, размеры и тональности.
Играет рояль. Льётся магически чарующая музыка, посетители ресторана поддались ей, начали самозабвенно танцевать. Это универсальная музыка — пары танцуют вальс или танго, кто-то танцует рок-энд-рол, кто-то самбу, кто-то отжигает брейк-данс или шаффл, даже есть шаман с бубном, который начал свой мистический танец, вызывающий древних духов.
В этой музыке есть все ритмы сразу. Но каждый сфокусировался на только одном ритме, стал видеть только часть универсальной музыки, и стал танцевать, то есть подчиняться только одному ритму.
Я понял — в мире, как и в этой музыке, ВСЁ ЕСТЬ. Мы обычно ограничиваем своё наблюдение только микроскопически малой частью всего и подчиняем себя только ничтожной крупице. Вместо того, чтобы вместить в себя сразу целое — всё, что есть.
16. Фрауман и мир теней.
На следующий день я бы всё забыл, если бы не Фрауман. Более деликатного и тонко чувствующего своего собеседника существа не могло бы быть. Да, есть сверхдорогие психотерапевты и мозгоправы, к которым годами ходят высокооплачиваемые юристы, успешные трейдеры и председатели советов правления, чтобы не умереть от стресса. Но это мёртвые ржавые железные дровосеки, потому что есть Фрауман — это живое невозможное чудо принятия и восприятия. Он как идеальная мать, отец, брат, сестра, жена, дедушка и бабушка. Побыв с ним пять минут, почувствовав, как тебя понимают даже больше, чем ты сам себя, растворившись в бесконечности невозможного единения с другим человеком. Как это вообще возможно? Ментальное, чувствующее полное единение с кем-то другим — но настолько близким, что ты ясно осознаёшь, что он и ты — одно, и вот сейчас ты полный, целый, совершенный. Говорю сбивчиво. Именно сейчас ты есть, то есть теперь ты есть. А когда он прощается и уходит, то ты снова возвращаешься в привычное с плаксивого детства неестественное болезненное состояние трусливой половинчатости. Но теперь хуже — ты уже познал счастье целостности, и теперь у тебя космическая чёрная дыра, безответная пустота, в том месте, где только что был Фрауман. Теперь там только фантомные видения, как фантомные боли в ампутированных ногах молодого пограничника, а рядом с его больничной койкой на стуле военная зелёная фуражка с гербом страны, куда он не пустил никого.
Ещё раз. Фрауман не мужчина и не женщина, в его варианте мира нет разделения на два пола, все существа целостные. Далее для простоты я буду называть его на «он». Он показал мне мир теней. А ещё он показал миру теней меня.
Мы встретились в парке, через который я иногда хожу, возвращаясь с работы. Парк очень старый, заросший травой, дорожки давно пропали. Детские игровые площадки развалились, поэтому дети здесь не гуляют. Здесь всегда малолюдно, тихо. Это моё место, чтобы становиться здесь целым.
Фрауман приходит всегда в сырую погоду. «Почему? Вода всё связывает, делает всё целым, невредимым, вода — это неразделение. Всё растворённое в воде есть только вода», — так мне объяснил это Фрауман.
Сегодня сыро, небо забито тучами, поздняя осень, уже вечер, почти темно. Он ждёт меня под тускло горящим железным витым газовым фонарём из позапрошлого века. Тонкая гибкая длинноногая фигура, плавные движения сильных мускулистых рук, тёплый умный взгляд из-под густой тёмно-каштановой круглой челки. Лицо нежно-юное, озорная детская полуулыбка, которую не в силах проглотить хищная квадратная чёрная борода лесоруба.
У Фраумана в руках огромный мокрый морской бинокль голубого цвета — любимая вещь, подарок Офицера. В этот бинокль всегда видно бескрайнее море. Оно то бушует злым штормом, то баюкает нежным бризом, то ослепляет восходом пылающе-горячего солнца, то дарит тихий покой и грусть розового заката. «Memento more — всегда помни море», — как шутит Вильгельм.
Чуть слышно шипит горящий в лампе газ. Синеватый свет. Его тихое приветствие и мой голос.
— Как жизнь? Нет. Грусти же. Не думай. Знаю всё. Да, это радостное событие. Нет, не делай этого, она не простит. Выгнал их взашей и хочешь забыть? Так ты груб — не надо. Ты не философ — не прикидывайся. И ты не воин — не лезь на рожон. Кто ж ты?
Один его взгляд на меня, одна минута разговора, и я обретаю покой, равновесие, понимание, что я делаю, и зачем. Я снова целый. Ноги не болят. Граница на замке.
— Фрауман, друг. Тебя долго не было. Я ждал. Было одиноко. Почему ты не приходишь чаще? Пожалуйста, останься навечно.
— Прости. Но я же был с тобой всё это время. Я всё время держу тебя за руки. Ты что не знаешь про мир теней? Пойдём, я тебе покажу.
Мы медленно идём по дорожке мимо невидимых в темноте деревьев. Слышен только шум листьев на ветру и шуршание длинной черной юбки Фраумана. Сзади остался синий газовый фонарь. Наши тени стремительно убежали вперёд, исказились, удлинились, зовут нас туда во тьму в свою купель. Мы идём за ними. Фрауман видит и рассказывает. Это наблюдение.
— Видишь тени? Все, кто связан с тобой, это твои тени. Ты делаешь шаги, ты действуешь, все твои тени связаны с тобой, поэтому они реагируют на твои движения. Но они не отражения, потому что отражения повторяют всё в точности, отражения — это точные копии. Тени ведут себя иначе, они связаны с тобой, но они реагируют искажённо.
— Искажённо? Насколько?
— Это зависит только от положения источника света. Если свет над головой, то тень согнутая, маленькая, стелется под ногами, мы наступаем на неё, она безмолвно повторяет и всё сносит. Бывает свет у нас за спиной. Тогда тень становится бесконечно огромной, выше неба, убегает далеко вперёд за горизонт, летит впереди и сама показывает путь, движения она многократно усиливает и до предела искажает. Искажает настолько, что уже невозможно в жизни тени различить причинные действия человека, с которым она связана. Такая тень становится уверенной, что это она есть человек, а я наоборот есть её тень!
Фрауман говорит размеренно и спокойно, но в конце голос срывается на пронзительный крик, последние слова оглушительны, они — взрыв в моём сознании. В ответ на вспышку чистого восприятия, свет за моей спиной за секунду многократно усилился, стал невозможен в тишине. Свет прорвало, он хлынул сметающим потоком. Фрауман отчаянно попытался убежать от потока света, но свет легко догнал его и многотонным кулаком ударил в спину. От мощного толчка Фрауман мгновенно вырос до неба, стал выше облаков, его голова коснулась звезды, которая чуть опалила его красивые длинные белые ресницы.
Фрауман сделал усилие, изогнулся всем телом, потянулся к яркой синей звезде, крепко схватил её тонкими сильными пальцами. Она сопротивляется, вырывается и жгёт, сверлит аццким лучом. Сейчас Фрауман умрёт.
Я почувствовал, что сейчас потеряю его навсегда, и больше так не смогу. В отчаянии я неуклюже побежал за ним, я протянул руки к небу, я кричал.
— Фрауман, друг мой, как мне спасти тебя! И смогу всё забыть, а если не получится, то просто умру!
Люди вокруг оборачивались. Очередной безумец или обкуренный наркоман бегает по улице и кричит что-то равнодушному небу. Окружающие люди не понимали, что сейчас я не умираю, а хороню часть себя заживо.
Окружающие нас люди, все кто связан с нами — это наши тени. Наши родственники, друзья, коллеги, соседи, знакомые и даже множество совершенно незнакомых людей — все, чьё состояние, мысли, действия, всё что угодно, хоть на малую толику изменяется от нас, или является следствием наших мыслей, поступков, просто нашего существования в настоящем, прошлом или будущем, — все они наши тени. У нас почти бесконечное множество теней. Моя жена — это моя тень, мои дети тоже, мои коллеги, мои родители, все мои предки и потомки, мои подчинённые, их семьи, их родственники и знакомые и так далее. Вокруг мир моих теней. Теней, которым я теперь мешаю, и они теперь безразлично или раздражённо смотрят на меня.
Фрауману сверхусилием удалось отпихнуть звезду и превозмогая боль от яркого аццкого света повернуться к ней спиной. Поэтому его тень метнулась обратно ко мне, в последнем нежном усилии изогнулась, коснулась моих рук. Я почувствовал мягкие и такие родные ладони вокруг моих запястий.
Я снова буду жить. Фрауман мог стать свободным, но выбрал вернуться ко мне, чтобы связать свою жизнь с моей навечно. Все звёзды погасли, свет его звезды был последний, поэтому второго шанса освободится от меня не будет никогда — он знал это.
Фрауман теперь тоже моя тень. С момента, когда он крепко взял меня за руки, то есть добровольно связал свою жизнь с моей. Пока человек жив, пока у него есть свет, его тень никогда не исчезает полностью, никуда не может уйти, даже если источник света уносит её бесконечно далеко. Мой свет унес Фраумана так далеко ввысь, что он обрел там свой собственный источник света, свою злую синюю звезду. Фрауман направил обретённый свет так, чтобы его руки касались моих рук, чтобы добровольно остаться моей тенью навечно. Поэтому Фрауман всегда со мной, он навечно схватил меня за руку. Он сам это сделал. Навечно. Навечно.
17. Обманувший бога добрый чёрный император.
На следующий день Вильгельм, видя моё подавленное настроение, предложил развеяться и навестить великого вампира. Когда Вильгельм употребил слово «развеяться», я сразу напрягся — скорей всего будет не смешно, и пчёлы не помогут.
Мы проникли к великому вампиру, когда он спал у себя на втором этаже. Как обычно в детской пижаме с мишками, приветлив, но задумчив, как будто ещё не решил для себя какой-то вопрос, будто ещё внутренне колеблется.
— Ах Вильгельм! Рад тебе. Хорошо, что заглянул, как раз есть одно обстоятельство, может подскажешь, как будет. Спустимся вниз, я тебе покажу моего необычного гостя. Родители уехали на два дня в город, нам никто не помешает со всем на свете разобраться.
Великий вампир достаёт из стенного шкафа зелёные кеды, вытаскивает из них шнурки, кладёт их в карман. Мы тихо спускаемся по деревянной лестнице на первый этаж. Там никого. Входим в уютную большую гостиную. На крашеных деревянных окнах светлые занавесочки с ромашками. Снаружи в окна лезет дневное солнце из маленького родительского садика с розовыми кустами и петрушкой. Слышно, как щебечут птицы на двух вековых липах — центре притяжения всего живого в саду. В комнате уютная старая мебель из светлого дерева с дырками. Большой бежевый диван напротив камина, пара кресел по бокам, в углу фортепиано — родители мотивируют великого вампира заниматься музыкой.
Он показывает нам на что-то за диваном. Говорит растерянно.
— Вот… Узнаёте? Первый раз ко мне во сне пришёл. Я даже не думал, что у него бывает такое…
За диваном, прямо на полу свернувшись калачиком тихо лежит бог. Могучий благородный красивый двухметровый старец с белоснежной бородой. Одет в длинный до пят сияющий белый хитон. На ногах серебристые сандалии из похожего на алюминий металла. Бог не спит, глаза бога всегда открыты.
Великий вампир чуть помедлил, потом грустно вздохнул и нехотя стал привязывать бога к батарее вынутыми из кед шнурками. Бог не сопротивляется, наоборот помогает, подвинулся поближе к батарее и помог завязать бантиком непослушный детским пальчикам узел.
Великий вампир стоит и внимательно смотрит в глаза сидящему на полу и привязанному на бантики детскими шнурками к батарее могучему седобородому богу. Все поняли. Я нахожусь в состоянии тупняка — с Вильгельмом я конечно всякого уже навидался, но сегодняшний день всё-таки чем-то необычен.
Внезапно великий вампир хватает со своей ноги домашний мягкий детский тапочек и начинает остервенело лупить им бога по спине.
— Да что ж ты скотина наделал?! Зачем опять такое?! Ты что опять водки нажрался?! Я же тебя так просил, мы вроде договорились.
Великий вампир беспомощно опустил тапочек и начинает по-детски сначала всхлипывать, а потом безутешно реветь. Бог не сопротивляется, да и удары детским тапочком для гиганта ничто. Бог встаёт перед великим вампиром на коленки и начинает утешать его и вытирать ему слёзы краем своего божественного сияющего хитона.
Бог молчит. Бог всегда молчит. Бог знает, что сказанное всегда сразу становится ложью, а только сделанное является правдой.
Бог открывает нам себя, и мы проваливаемся в прошлое и видим своими глазами, как всё случилось.
Вокруг только свет и тьма. Бог в разгаре приступа творения, он носится по космосу и широкими размашистыми движениями рук морщит бесконечное пространство и тугую материю. Бог увлечен творением, он полностью погружен, ничего не замечает вокруг, поэтому инфарктно вздрагивает от неожиданного хлопка по плечу. У него за спиной стоит и радостно улыбается черный император.
— Привет старина! Как дела, как жизнь, давно не виделись, что не заходишь, совсем меня забыл, весь в делах? Ладно-ладно вижу, занят, не буду долго отвлекать. Не забудь кстати время создать, хи-хи!
Они тепло обнялись. Сели бок о бок покурить в теньке на лавочке, как в старые добрые времена. Черному императору мешает его глухой лакированный шлем — копия как у Дарта Вейдера из «Звёздных войн». Но черный император добрый, и шлем у него не черный, а белый. Сидят, курят, беседуют, спешить некуда, времени ещё нет.
— Бог, дружище, вот скажи, зачем, зачем ты насоздавал эту бяку. Потные подмышки, волосы в носу, болезни всякие нехорошие, стрессы, проблемы всякие людям, депрессию, рабство, нелюбимую работу, супружеские измены и ногти подстригать. Старость и смерть в конце концов. Почему бывает, что детишки рождаются больными или вообще без рук, мучаются? За что ты их так? Животных каких-то уродских создал, черепаху, например, или крота бедного на всю жизнь под землю загнал? Или ёжики, как им вообще любить друг друга? Они как со своими иголками обниматься должны? Да что с тобой? А некоторое вообще отвратительно, типа ленточных червей в кишках. Вот он, бедный червь первый раз вылазит из чьей-то задницы, оглядывается и понимает, где он на самом деле родился и прожил всю жизнь! Каково ему? А если его в этот момент увидит хозяин задницы? Ему-то каково от такой неожиданной встречи? И червь не может жить нигде больше, он вынужден преодолевая сопротивление хозяина задницы и отвращение перед своей злой судьбой вернуться на родину, в жопу.
Бог от такого махрового непонимания погрустнел. Его никто не понимает. Даже самый старый друг — черный император. Почему бог должен кому-то объяснять свои творения?! Это же только его полёт фантазии, только его личный безумный порыв бесконечной вседозволенности. Это только его внутренний мир! Он же бог — он что хочет, то и делает. Как нравится ему! Он не обязан угождать всем подряд, это в принципе невозможно — создать нечто, что будет нравится всем и всегда. Это абсурд. Пошли все нафик.
А любовь ёжиков является единственно настоящей от телесных препятствий в виде иголок. Ёжики — это единственные бесконечно чистые существа — они любят друг друга не телами, а душами, никогда не прикасаются друг к другу, чтобы ненароком не уколоть, их нежность бесконечна, они не знают вожделения, они несут свет всему миру.
На нежных ёжиках, если хотите знать, и держится мир, а не на бормочущих скучные молитвы тощих монахах. Так создал бог.
Черный император упомянул про ленточных червей в кишках. Он описал это так трагично, что можно плакать от несправедливости к ним. О какой к чёрту справедливости идёт речь? Бог создал такое не в приступе справедливости, а в опьяняющем приступе безудержного безумного бесконечного творения. Бог живой. Если хотите выяснить вопросы справедливости, то обращайтесь к дьяволу. Он уже умер.
Бог посмотрел на черного императора. Высокий, сильный, молодой, красивый. На голове белый глухой шлем, как у Дарта Вейдера, обзавидуешься. Белый плащ до пола, высокие сапоги с подковками. И главная зависть — джедайский лазерный меч с ослепительным голубым лучом. Вот как должен выглядеть правильный бог — такому не будут задавать лишние вопросы про справедливость.
Черный император практичен и понятен всем. Он умеет правильно себя позиционировать, умеет стать популярным, понятным и желанным. Умеет сделать так, чтобы ему все служили: кто глупо и слепо за веру, кто умно и корыстно за тугую материю. И черный император не злой, он желает всем добра. Хотя это утопично, но…
Ещё миг. Свет, тьма, пространство и время остановились и пристально смотрят на бога. Нет. В этот момент бог сдался. Он поддался давлению фактов и чистому разуму черного императора. Ещё миг. И бог потерял веру в себя. Он сразу поник, поблёк. Стал неплотный, как будто растворился в воздухе. Бог стал духом. И чёрный император медленно встал со своего места и просто пересел, занял место бога. Чёрный император добрый, поэтому при этом выражение лица черного императора было не как у злодея, победившего коварством и обманом. А деловое и озабоченное.
— О мой бог, старый друг, прости, я не стал обманывать тебя. Я сказал только правду, жаль, что горькую. Прости. Ты всё сам понял конечно и сам уступил мне место. Ты лучший из всех, кого я знаю. Я никогда не стану тобой, и не буду претендовать на твоё место. Я просто буду временно исполнять твои обязанности, пытаться исправить то, что ты натворил. Я не виню тебя — ты же бог и мой любимой друг. Я сам подставлюсь под удар непонимания и неверия, который предназначен тебе, и просто сделаю всю грязную работу. По-деловому, без геройства. А ты, мой бог, мой друг, волен идти куда пожелаешь и продолжать наслаждаться опьянением созидания, безумием творчества и божественной фантазии. Это твоё! Твори, лети, наслаждайся в небесах, а я буду разгребать дерьмо на земле.
Чтобы всё прошло гладко, они обменялись внешностью. Бог взял белый шлем, плащ и лазерный меч черного императора. Черный император принял облик бога, оделся в его сияющий белый хитон и серебристые сандалии. Он замолчал навечно, и навечно открыл глаза.
Мы по-прежнему стоим в гостиной маленького родительского дома великого вампира. Перед нами за диваном прямо на холодном крашенном полу сидит могучий красивый бог с белоснежной бородой. Ему в подмышку уткнулся великий вампир и чуть слышно икает от только что закончившегося горького детского плача. Бог гладит его по голове, утешает.
Вильгельм еле-еле сохраняет самообладание. Он в шоке. Я тоже. Так кто же перед нами? Я думал — бог. Нормально. Но получается это не бог. Это обманувший бога добрый черный император, занявший место бога и принявший его божественный облик. Глаза бога всегда открыты. Бог всегда молчит.
18. Собака бога заглядывает мне в душу.
В тот день в гостиной родительского дома великого вампира бог молчал. Это и понятно. Однако это был не бог, а черный император занявший его место. Доброта черного императора с момента, когда он добрым обманом занял место бога, росла. Многие миллиарды миллиардов лет. У любого, кто занимает место бога, доброта неизбежно растёт, иначе просто невозможно оставаться на этом месте, невозможно быть богом, не становясь беспредельно добрым.
По беспредельной своей доброте, когда он увидел меня тогда в гостиной за диваном, он понял, что Вильгельм обманывает его, себя и меня. Он не хотел, как настоящий бог, тоже стать богом, которого обманули ни за что, лучше вообще перестать им быть. Он предвосхитил своё падение от счастья быть обманутым. Не знаю какие ещё причины были тогда у него, чтобы заговорить. Но они были чрезвычайно весомы, потому что когда он заговорил, то осознанно дал шанс богу вернуться на своё место.
Черный император, будучи богом, не мог говорить сам, поэтому он попросил свою собаку говорить за него.
Вильгельм в шоке поспешно уехал к себе балдеть и думать. Великий вампир смертельно устал от того, что связал шнурками и избил тапком бога, и потом по-детски разревелся. Он извинился, еле волоча ноги поднялся к себе в комнату, рухнул на постель и заснул.
Я остался наедине с беспомощно лежащим за диваном черным императором в облике бога. Я должен позаботиться о боге, больше некому. Сильно стесняясь, я освободил его от детских шнурков, отвязал от батареи, дал руку, чтобы помочь подняться с пола. Всё это время он смотрел мне прямо в глаза. Молча. В его глазах только свет и тьма, ложь и правда. И ничего больше. Вам приходилось когда-нибудь хоть миг смотреть прямо в глаза богу? И даже не важно — настоящий бог это, или кто-то временно занявший его место. Это меняет твою жизнь.
Моя жизнь полностью изменилась. От таких изменений у меня закружилась голова, захотелось на воздух, я выбежал через скрипучую дверь чёрного хода в садик с липами, розами и петрушкой. Стою, смотрю на зелень, природу, стараюсь дышать глубже. Вроде полегчало, слава богу. И черному императору. Я сел на деревянную лавочку.
Собака бога — это большой белый лабрадор с добрыми глазами. Когда черный император занял место бога, они подружились, стали неразлучны. Собака — это истинно лучший друг.
Собака бога тихо подошла ко мне, запрыгнула на лавочку, легла рядом и голову доверчиво положила мне на колени.
— Пожалуйста, почеши мне уши, да, так приятно. О, спасибо. А то черный император вечно занят, и мне этого не хватает. Ты знаешь, что Вильгельм обманывает себя и тебя? Он думает, что его генератор, для которого ты написал управляющий код, наблюдает всё.
— Как это? Мой код просто ищет всё, передаёт в генератор Вильгельма куда ему смотреть, генератор наблюдает сам и показывает всё своему наблюдателю. Мы с Вильгельмом становимся наблюдателями и можем видеть всё, все варианты миров. Так мы встречаемся с нашими друзьями из всех других вариантов мира. Так мы встречаемся с самими собой. Так мы с Вильгельмом встречаемся друг с другом.
— Нет. Прости. Вы ошибаетесь. Это не наблюдение. Когда ты или Вильгельм наблюдаете через его гениальный генератор, то вы сами присутствуете в наблюдении. В этом случае ты осознаёшь себя. Ты помнишь, что ты это ты, и что ты сейчас наблюдаешь. К сожалению, это не наблюдение. В таком случае ты не наблюдатель. Так ты просто свидетель. Мне жаль тебе это говорить, разочаровывать тебя, но это правда.
— Как это? В чём разница? И как тогда наблюдать по-настоящему?
— Это просто и непросто одновременно. Ты никогда не можешь наблюдать по-настоящему. Максимум ты можешь только стать свидетелем. Это в лучшем случае, если станешь «просветлённым», «святым» как у вас говорят. Такое бывает у вас крайне редко, и вы с Вильгельмом уже достигли этого. Искренне поздравляю… И сочувствую. Самый ваш кошмар впереди. И ты уже кажется начал понимать это. Так ведь?
Собака бога заглянула мне прямо в душу, в самое сокровенное. Да. Так и есть. Я закрыл глаза и начал вспоминать все свои наблюдения. Я провалился в зеркальный бесконечно разветвляющийся туннель бесконечных вариантов мира, где есть всё. Всё есть. Без ограничений. Без конца и без начала. Все варианты возможны. Все варианты существуют одновременно. Всё есть. Это бесконечный лабиринт, поворачивающий сразу во все стороны, безграничные возможности идти куда хочешь. Но при этом чудовищная смертельная невозможность выйти из него.
Мы с Вильгельмом получили бесконечность возможностей и вариантов блуждать по лабиринту бытия, быть кем хочешь, когда хочешь и как хочешь. И быть всем этим сразу и одновременно. Мы вечны, мы бессмертны, мы везде, мы всё. Для нас больше нет ничего невозможного. Ничего кроме одного. Я в один миг прямо сейчас осознал это и ощутил безумный страх бытия, дыхание перехватило, ноги и руки стали ватными, меня прошиб холодный пот, в глазах потемнело, и сознание стало уплывать. Я мешком упал со скамейки на землю и потерял сознание.
Собака бога сидит рядом и мокрым тёплым носом дышит мне в ухо. Ах-ха! Щекотно! Но это сработало, я очнулся. Снова сел на скамейку, собака снова положила голову мне на колени.
— Ну вот. Сейчас ты всё сам понял. С помощью генератора Вильгельма, становясь его наблюдателем ты стал просветлённым. Ты познал, увидел и получил в полное своё распоряжение всю бесконечность бытия. Бытие сейчас в твоей полной власти. Но ты по-прежнему остался внутри него. Ты сам внутри того, на чем ты властвуешь. Ты правишь миром. Да. Ты правишь миром. Ты правишь миром. Ты правишь миром. Но! Ты сам внутри него. Ты не настоящий наблюдатель, ты просто свидетель. Сейчас понял, что не можешь выйти из бесконечности бытия. Ты не можешь выйти наружу из золотой клетки. Хоть эта клетка и бесконечна настолько, что ты никогда не достигнешь её края. Хоть всё в этой клетке и подчиняется тебе одному. Хоть сами границы этой клетки устанавливаешь ты сам. Хоть ты и можешь сделать так, что все и ты сам навсегда забудут про клетку. И даже ты можешь заставить клетку исчезнуть навсегда. Но то место, откуда она исчезнет, всё равно останется, и это и есть настоящая и вечная клетка. Ты узник бытия. Ты свидетель бытия. Ты умрёшь.
Меня мелко трясёт, но я снова взял себя в руки. Я должен всё сейчас узнать, сделать первый шаг на свободу. Я не могу больше так жить. В бесконечной, но всё-таки клетке.
— И кто же тогда не в клетке бытия? Как выйти из неё? Как стать наблюдателем? Кто по-настоящему правит миром?
— Не в клетке бытия только один — это великий наблюдатель. Он всегда во вне. Всегда снаружи. Он всегда никто и нигде. Он за пределами бытия. За пределами «где», «когда» и «кто-то» или «что-то». И дело в том, что это ты. Ты уже великий наблюдатель. Но когда ты осознаёшь себя, становишься собой, то ты перестаёшь быть великим наблюдателем. Ты не можешь быть одновременно собой и великим наблюдателем. Только что-то одно: или ты или великий наблюдатель.
— А как же мне навсегда стать великим наблюдателем?
— Это невозможно пока Вильгельм про тебя помнит. Для этого нужно, чтобы Вильгельм забыл про тебя. Из-за того, что чёрный император на месте бога говорил с тобой, хотя бы и через меня, скоро случится великая битва между силами света и добра. Все в этой битве будут или на стороне света и на стороне добра. Они сразятся друг с другом за свет и добро, победят, все погибнут и все родятся вновь. В разгар этой битвы, когда Вильгельм встанет на чью-либо сторону, сам примет участие в сражении и полностью забудет про тебя, ты сможешь ворваться внутрь себя, то есть внутрь своего мира. Того мира, которым ты теперь по-настоящему правишь. Там ты поймёшь, что надо делать. Это будет очень страшно, поэтому я не стану рассказывать тебе больше, иначе ты испугаешься и отступишь, как уже бывало с тобой не раз. Удачи и прощай. И спасибо за почёс ушей — ты лучший.
Собака бога мягко вильнула хвостом и убежала.
А с этого момента я снова стал собой настоящим. Я великий наблюдатель. Однако это было не постоянно, всё чаще я снова оказывался в клетке бытия, и чтобы выйти наружу навсегда, мне нужна была битва света и добра как можно скорее. И я стал помогать её приближению как мог.
19. Бог находит любовь и оживляет дьявола.
Что оставалось делать богу, когда его место занял чёрный император? Он не знал. Он просто скитался по космосу в блестящем новом облике, полученном от черного императора: глянцевый глухой белый шлем Дарта Вейдера, длинный белый плащ, высокие белые сапоги, джедайский лазерный меч. В таком облике его никто не узнавал, никто не любил, все боялись, уважали и преклонялись. Конечно же, как и обещал черный император, никто больше не задавал вопросы про несправедливость мира, про его нелепость и странность. Черный император на месте бога работал профессионально, безошибочно, и чётко. Он выполнил своё обещание — люди стали поклоняться ему, верить в него. Черный император работал универсально и мощно: он позиционировался сразу и как единый бог с разными именами и обликами, и как пантеон всех возможных богов, и как умерший бог, и как отсутствующий бог, и как хаос, и как сатана, и как макаронный монстр, и как идея атеизма, и как пустота. Он делал всё, чтобы у людей всегда был свободный выбор, какую веру выбрать. Черный император тесно сотрудничал со всеми: протестантами, шаманами, атеистами, сатанистами, пластическими хирургами и даже биржевыми брокерами. И он всегда работал на опережение, именно он придумывал новые способы верить в бога, новые способы не верить в бога, новые способы верить не в бога, новые способы вообще всего. Он работал вообще со всеми живыми существами, все до единого были связаны с ним, с богом, то есть теперь с добрым чёрным императором.
Что оставалось делать настоящему богу? Многие миллиарды миллиардов лет он искал на это ответ. Ответ как всегда пришёл через любовь. Любовь светлую, нежданную, отчаянную, смертельно опасную.
Я великий наблюдатель, я это наблюдаю.
Бог один, идёт пешком. Вокруг глухие места, холодные мрачные горы, нет ни одной живой души на миллионы километров, стаи злых голодных волков рыщут, ищут кого разорвать и сожрать. Уже становится темно, пора искать место для ночлега. Бог конечно никогда не спит, но отдых ему нужен — он не железный. Какой-то отблеск света высоко на горе справа. Откуда здесь огонь и люди? Бог долго карабкается на гору по отвесной стене, вот на вершине маленькая ровная площадка и вход в пещеру — свет был оттуда. Да как вообще человек смог сюда забраться, не то что дрова для костра принести? Это невозможно, разве только прилететь… Бог вошёл в пещеру и замер.
Свет идёт не от огня, а от прекрасного светящегося идеального существа. Оно, не касаясь каменного пола пещеры, беззвучно медленно кружится прямо в воздухе. Глаза закрыты. Его движения завораживают своей плавностью, чистотой и совершенством. От него идёт мягкий голубовато-белый свет. Оно светится целиком: прекрасные тонкие длинные стройные идеальные ноги с серебряными изящными туфлями на высоких каблуках-шпильках. Короткое обтягивающее мини-платье выше колен серебристого цвета без рукавов. Оно плотно прилегает к идеальной юной девичьей точёной фигуре. Длинные тонкие идеально красивые руки с тонкими запястьями, на них серебряные витые обручи. Переливающиеся серебристые волосы, спереди закрывающие лоб озорной чёлкой и тугой волной спадающие сзади до пояса. И лицо. Прекраснее и идеальнее лица не может существовать, это вершина, конечная точка творения. Черты нежные наивно-детские, чистые, но при этом глубокие и сильные. В них одновременно беззащитность, слабость и глубина и сила. Отчаянно нуждается в защите и взамен дарит покровителю безоговорочное тёплое доверие, холодную силу и горячее наслаждение. Внутри чудовищная по своему напряжению пружина непредсказуемости, творческого порыва и новизны. И в этом прекрасном юном теле заключено обещание верности, неземного наслаждения и счастья тому, кто станет его покровителем. За такое можно всё отдать.
Бог увидел её и полностью остановился, не было ни мыслей, ни эмоций, ни желаний, ни даже дыхания. Это было сотрясение сознания, удар бытия.
Вдруг она открыла глаза и медленно опустилась, встала на пол. Её глаза — два солнца, два голубых мягких солнца, которые переливаются всеми оттенками. Они в движении и в изменении, они пылают, они манят, они зовут, они обещают, они невозможны.
Когда бог увидел её глаза, то на миг забыл своё имя, а это чертовски чертовски опасно — богу забыть своё имя, ведь имя бога никто кроме него самого не знает, напомнить будет некому, и тогда останется ещё один безымянный бог, каких уже миллионы.
Миг она неподвижно смотрела на бога и потом случилось невероятное, невозможное — она произнесла его настоящее имя. То самое настоящее имя, которое не знает кроме него самого никто. Она произнесла его имя шёпотом, еле слышно, так, чтобы никто кроме них двоих не смог услышать его. Она понимала мрачную опасность этого, но не смогла сдержаться, это было имя её любимого, которого она ждала уже вечность.
Бог забыл всё и побежал к ней, он влюбился в неё с первого взгляда. Именно такую любовь он создал сам в начале творения. По закону бога только так и случается настоящая любовь — один взгляд, один миг, и ты отдан другому за его любовь навечно. Любовь — это прозрачное чувство, влюблённым разум не нужен, разум и логика — это враги любви, они как яд постепенно отравляют настоящую любовь, как муть и липкая грязь делают её непрозрачной, и тогда влюблённые перестают видеть друг друга ясно сквозь прозрачность любви. Разум и логика постепенно превращают любовь в ненависть. Любовь с первого взгляда, опьяняющая, без разума, без логики, тотально безумная — это единственно истинная, единственно возможная и единственно вечная любовь. Так создал бог.
Она улыбалась ему, призывно и нежно тянула к нему руки, он в беспамятстве любви и в опьянении нежности бежал к ней. Их путь друг к другу длился сладкую вечность и одну горькую секунду.
Через секунду он уже был в метре от неё и готов был нежно и сильно обнять, прижать к себе, слиться с ней в божественном сладком первом поцелуе, о котором её юные губы молили и которого трепетно ждали миллионы лет. Но что такое миллионы лет ожидания? Божественный первый поцелуй длится всегда вечно, поэтому даже миллион лет его ожидания — это лишь краткий миг боли перед вечностью наслаждения.
Вдруг её лицо потемнело от боли, и она сделала останавливающий жест, закрылась руками.
— Любимый! Остановись или умрёшь. Прошу! Я так долго ждала тебя, я люблю тебя бесконечно, я бы всё отдала за один твой поцелуй. Но посмотри на меня, если ты сделаешь это, если ты просто прикоснёшься ко мне, то сразу умрёшь.
Бог остановился в одном шаге от неё. И теперь увидел, кто же она была на самом деле, какую смертельную опасность представляла она для всех живых существ. И бог был причиной этого. Он создал её такой.
Она — принцесса ежей. Всё её тело покрывают тонкие иглы. Они такие тонкие, что видно их становится только если подойти очень-очень близко. Тончайшие серебристые иглы длиной три сантиметра на её теле повсюду кроме ладоней и ступней. Они твёрдые и прочные, согнуть или отрезать их невозможно. Иглы покрыты сильнейшим ядом — любое живое существо, которое даже вскользь притронется к игле, умрёт за секунду. Противоядия нет. Шансы выжить ноль.
Бог стоял в шаге от смерти. Бог стоял в шаге от самого прекрасного создания во вселенной, которое любило его больше жизни и которое бесконечно любил он. Бог стоял в шаге от своего счастья. Но не мог сделать этот последний шаг. Единственный шаг к счастью и одновременно к смерти.
Мир рухнул. Бог забыл смысл жизни. Бесконечная боль и гнев мгновенно затопили сознание бога. На секунду он потерял себя и произнёс самое страшное проклятие, какое только могло существовать. Чудовищное по разрушительной силе, по безумию, по силе зла, по ядовито-огненной мощи. Вселенная содрогнулась до древних каменных корней и истекла черной кровью из младенческих глаз. Это проклятие оживило мёртвого дьявола и дало ему дорогу в наш мир. Несчастная божественная любовь оживила дьявола. Горем несчастной неразделённой любви питает отныне дьявол свою мощь и получает власть над миром живых.
Через секунду бог взял себя в руки и горько пожалел о произнесённом проклятии. Теперь ему придётся вечно исправлять последствия и искать героев, согласных на искупление его греха. В этот момент бог заплакал в первый раз.
Он упал на колени на каменный холодный пол пещеры и рыдал от боли, горя и бессилия. Принцесса нежно наклонилась к нему, стала утешать, нежно разговаривать. Её голос, её ласковые слова и любящие глаза постепенно утешили бога, боль стихла. Они вместе вышли из пещеры и медленно стали спускаться с гор, они шли к тёплому морю, чтобы построить там дом на берегу и быть вместе столько, сколько позволит немая судьба.
20. Журнал Вильгельма. Илопоног.
Я Вильгельм. Я настолько взволнован, что моему милому тёплому комочку — живому журналу, который сейчас записывает в себя понятое от меня, приходится несладко. Он с трудом отделяет информацию от переживаний, он мелко дрожит и поскуливает, напуганный моими сильными эмоциями, он не привык — такое со мной впервые. Прошу, потерпи мой милый.
Илопоног. Я даже не подозревал о его существовании! Он могущественнее и древнее всех, кого я знал. Виленин, или бог, или чёрный император, или даже великий вампир по сравнению с ним маленькие детишки. Он древнее времени. Хотя нет, илопоног вообще не внутри времени, он придумал время и играет с ним. Я встретился с ним случайно, и мог бы вообще не узнать о его существовании, в то время как большинство обычных людей уже видели его и получили от него это. Вот как это случилось.
Иногда мы проводим время вместе с Лиибе, прогуливаемся по нашему городку. Мне любопытно наблюдать, как резко меняются люди в присутствии Лиибе — высшей идеи чистой любви. Минуту назад они были скучными занудами, врединами, руководимыми ядовитым липким разумом, бежали как белки в колесе внутри выдуманных обманных желаний и желанных обманов. Шли как стадо красноглазых баранов к резиновому счастью, направляемые правдой, ложью, математикой, войной, океем, водой, женщинами, детьми, долженом, человеком в кепке, его кепкой, королём, черным императором, богом, собакой бога, великим вампиром и ещё кошмар кем — расскажу позже, а то сблюёте. И вдруг приближается Лиибе, входит в их жизнь. Приходит любовь! Всё меняется, люди мгновенно прекращают умирать и рождаются вновь. Раньше я думал, что Лиибе имеет абсолютную власть, выше неё нет никого. Но я ошибался.
Сегодня мы также шли с Лиибе по нашему городку, я наслаждался наблюдением, Лиибе что-то пела о любви, я не видел её — она же чистая идея, её никто не видит, только чувствуют. Мы подошли к маленькой пекарне-булочной, это традиционное маленькое семейное предприятие в наших краях, сотни лет находится здесь эта пекарня, принадлежит одной семье и передаётся от отцов сыновьям или дочерям, и работают здесь только семейно. За прилавком на фоне аппетитного вкусно пахнущего хлеба, сдобных дутых булок и кремовых слоистых пирожных стоит молодая женщина — видимо дочь хозяина и сама будущая хозяйка, на бейджике её имя «Марта».
Мы вошли, я взял чашку капучино, Лиибе рядом, моё удивление лавинообразно нарастает — поведение Марты никак не меняется, вообще. Лиибе вошла в её жизнь, любовь вошла в её жизнь, наполнила её, а Марта ничего не заметила? Это невозможно, здесь какая-то тайна. Я подключился к генератору и начал постепенно год за годом наблюдать прошлую жизнь Марты, начиная с рождения. Сначала ничего особенного, в семье двое детей: Марта и её обожаемый братик Стефан, младше её на два года, всё обычно, игрушки, книжки, качели, игры во дворе. Но вот я увидел событие, призвавшее илопонога. И я содрогнулся!
Марте шесть лет, зима, недалеко от дома есть узкая быстрая речка, заросшая по берегам высокой травой и камышами. Самое начало зимы, и речка ещё только начала покрываться льдом, он ещё очень тонкий, хрупкий, смертельно опасный. Марта с четырехлетним братиком Стефаном и другими детьми играют на берегу в прятки. Её братик решает перебежать по льду на другую сторону речушки, чтобы там спрятаться в камышах. Вот малыш Стефан в зелёненьких ботиночках бежит по льду, прямо на середине лёд не выдерживает, ломается, ребёнок проваливается под лёд, уходит в воду с головой. Быстрое течение мгновенно затягивает его всё дальше под лёд, утаскивает за собой. Никто ничего не может сделать. Минута и смерть. Стефана больше нет.
Всё это происходит на глазах Марты, она очень любит своего братика и не принимает такой мир, где его больше нет. Плохо, это будет плохой мир. Марта не хочет плохо. Марта — четырёхлетнее невинное дитя, ещё наполненное чистотой и любовью, она хочет, чтобы всё было хорошо, она поднимает глаза к небу и призывает илопонога: «Боженька, пожалуйста, спаси моего братика Стефана, я буду хорошей, я буду слушаться маму и папу и не буду кушать много конфет». Бог не может оживлять мёртвых, и ему не подвластно время. Это может только илопоног, он приходит с холодного неба.
Илопоног — летающий бесцветный змей с двумя головами. Вторая его голова не рядом с первой, а на противоположном конце змеиного тела — вместо хвоста. У него нет хвоста, то есть нет конца. Илопоног — это единственное существо, у которого есть два начала, но нет конца, поэтому он вечен. Илопоног огромен, он закрывает собой всё небо и солнце. Он одет в грубую серую тяжёлую рясу со стальными тёмными накладками, пояс тяжёлый железный, кованый. Его шаги медленные и тяжёлые — там, где он ступает на землю, вырастают заснеженные горы до небес, там, где он отрывается от земли, проваливаются океанские впадины до центра земли. Земля скручивается и сжимается от чудовищного напряжения, когда идёт илопоног.
«Что ты хочешь, Марта?» — огромный илопоног покорно склоняется перед маленькой девочкой словно раб. «Да, Марта, я повинуюсь твоей любви, всё ещё наполняющей тебя, и твоей детской чистоте и невинности. Я верну время назад, изменю события, и создам новый вариант мира, где малыш Стефан не утонул. Тогда это будет хороший мир? Ты точно уверена?» — илопоног смотрит на Марту вопросительно. «Да, боженька, пожалуйста, верни Стефана, тогда мир снова станет хороший. Самый лучший. И взамен я обещаю один месяц не кушать конфеты — это моя оплата тебе в нашей сделке. Я видела, как взрослые, когда просят что-то у бога, всегда обещают ему что-то взамен, то, что не хочется отдавать, или что-то, что приятно делать и не хочется прекращать. Наверное, боженьке это тоже нужно, а сам он взять это не может. Кушай целый месяц мои конфеты вместо меня. Вот.» — Марта решила твёрдо, сжала свои маленькие кулачки.
— Милая Марта, я не бог, мне не нужны детские конфеты. Я могу и хочу только делать мир лучше. Но я сам не вижу точно, какой мир лучше, я всё время сомневаюсь. Мне помогают увидеть только невинные дети, которые как драгоценные сосуды ещё полны данной им от рождения чистой любви. Они твёрдо знают, что плохо, что хорошо, и как сделать мир лучше. Они призывают меня, говорят мне что изменить, чтобы мир снова стал хороший, и я подчиняюсь им, потому что невинные чистые дети видят истину. Если ты твёрдо решила, что со Стефаном мир будет лучше, то пусть будет так. Подчиняюсь твоей любви и выполняю твоё желание.
Потом илопоног втянул время в себя за секунду до того момента, когда Стефан побежал по льду через реку. Только теперь маленький Стефан не успел это сделать — илопоног изменил события: вдруг мама Марты вышла на крыльцо дома и позвала детей домой пить тёплое молоко со свежеиспечённым печеньем. Все дети побежали в тёплый дом греться, и лакомится сладкими печеньками. Никто не утонул. Илопоног по просьбе Марты создал новый вариант мира, лучший, чем был до этого. Новый прекрасный мир, где её любимый младший братик Стефан жив.
Я снова и по-прежнему сижу в пекарне с Лиибе. Мой капучино остыл. Я вернулся, но загадка илопонога теперь не даст мне покоя: Марта выросла, но почему не утратила как остальные люди всю полноту данной ей при рождении любви? Приход Лиибе никак на неё не повлиял, значит она по-прежнему как чистый ребёнок полна любви. Все дети сначала как сверкающие божественные сосуды полны этой любви, потом со временем теряют целостность, и любовь покидает дырявый сосуд, люди становятся сначала пустыми, а потом их сосуд быстро наполняется гноем ядовитого смердящего едкого разума, и ими становится легко управлять. Они становятся или как безмозглые, но безобидные марионетки, или как безмозглые кровожадные зомби. Если же к ним вдруг случайно приближается Лиибе, их сосуд снова наполняет чистая любовь, и они мгновенно перерождаются в чистых неразумных счастливых детей. Но Марта — исключение, призыв илопонога в детстве оставил её сосуд целостным, её любовь не ушла. В чём тайна илопонога? Я должен любой ценой поговорить с ним, увидеть его лично и узнать его тайну, пусть даже это будет последнее.
Пока же я сижу в пекарне вместе с Лиибе, допиваю почти остывший капучино. Мы рады за Марту. Искренне рады, что она получила от илопонога в дар самый лучший мир, где её любимый младший братик Стефан жив, и уже стал взрослым, многое достиг, и Марта наверняка им гордится.
В пекарню весёлой смеющейся гурьбой заскакивают три красивых молодых человека и с ними одна милая девушка в голубом платье. Один из молодых людей особенно заметен: высокий блондин, широкоплечий, спортивный, черты лица тонкие, интеллектуальные, но подбородок волевой, мужественный. Умница, спортсмен, интеллектуал, красавчик, волевой лидер, не болтун, не хам, не выскочка, надёжный, честный, чистый, перед такими девушки падают штабелями, и не зря. Идеал мужчины, цвет нации, опора общества. Двое других мужчин, его друзей, не хуже — они как молодые полубоги, ненадолго спустившиеся на Землю. Один — жгучий брюнет с пронзительными голубыми глазами, артистизмом и безбашенной смелостью похож на испанского тореадора или на романтичного и смертельно опасного итальянского мафиози. Другой — вылитый лорд Байрон, пылающий взгляд гениального поэта, аристократизм, сила и воля, содрогающий суть вещей талант и снисходительная насмешливость к миру и к самому себе. Девушка в голубом платье с ними — красива, умна, добра, мила, скромна, чуть застенчива и самое драгоценное — чиста, светла и нежна. Девушка — это любимая и уже обрученная невеста высокого блондина, это становится ясно из их общего веселого беззаботного разговора. Ах какая пара!
Они все близкие друзья, а мужчины похоже ещё и работают вместе — на них одинаковая военная форма. Чёрные нацистские мундиры со свастикой и черепами — знаками карательного спецподразделения, ответственного за террор и уничтожение миллионов людей по расовым признакам, политическим убеждениям и государственной принадлежности. Мужчины работают в концлагере, а высокий блондин занимает там немалый руководящий пост. Высокий блондин — это Стефан, тот самый обожаемый младший братик Марты, которого она спасла в детстве от смерти и тем самым создала “лучший мир”.
Мужчины что-то купили в пекарне, коротко поговорили с Мартой и вскоре ушли, было утро, они торопились на работу в концлагерь. Марта зашла в маленькую комнату, скрытую от глаз посетителей, и я услышал оттуда её тихие всхлипывания и бесконечно горький, но тихий плачь. Ей очень-очень больно, она несчастна. Ради лучшего мира она спасла брата, а он стал безжалостным нацистом, убийцей.
Илопоног! Что ты сделал? Я приду к тебе вместе с Лиибе, и ты ответишь. Ответишь!
21. Я не стал камнем.
Вильгельм позвонил мне ночью, часа в два. Я спокойно спал. Он был в бешенстве, орал и рычал в трубку. Он ещё в кого-то стрелял и что-то взрывал, в трубке я слышал длинные очереди, не то автоматные, не то пулемётные — я не разбираюсь. Пришлось быстро одеться и ехать к нему, что он может натворить в таком состоянии — даже представить страшно. Пока я ехал в своей большой машине, ко мне присоединился Фрауман, он был заспанный и чуть тормознутый. Он знал про ситуацию, поэтому оделся соответственно — жёлтый короткий сарафан на кожаных лямках и полувоенные кеды с жёлтыми шнурами. Сначала ехали молча говорить не о чем — ничего не понятно. Я на нервах. Вдруг Фрауман решил меня добить и сказал новость.
«Я сплю с Микисом. У нас любовь. Мы хотим пожениться весной. Придёшь на свадьбу?» — Фрауман сказал это мягко и мечтательно и глупо улыбаясь, с явным видом влюблённого по уши. Я чуть не въехал в дерево от неожиданного поворота. Взял себя в руки. Дальше говорю вежливо и осторожно.
— Милый Фрауман. Я очень рад за вас с Микисом. Искренне рад. Поздравляю. Но как такое возможно? В твоём мире же нет деления людей на два пола, все однополые. Нет пар, нет женитьбы и семьи. Нет в принципе понятия секса. У вас с Микисом что? Э… Секс?
— О да! Секс! Да ещё какой! А потом и любовь возникла. Настоящая! Я тоже не понимал в принципе, что такое секс и любовь, пока не встретил Микиса. О боже! Он самый лучший! Про него много всякого говорят, что он перетрахал уже миллиарды женщин, что он переспит и бросит, что он даже не пытается узнать имя девушки, с которой спит. Что он обычно занимается сексом не с одной, а одновременно с сотней девушек — если их меньше, то он не кончает. Что девушки старше девятнадцати лет для него уже старухи и ему не интересны. Что он никогда не спит с одной и той же девушкой больше одного раза. Но он не такой! Мы спим с ним уже четыре месяца каждый день! И только вдвоём, и он всегда-всегда кончает. Ох! И мне уже далеко за шестьдесят. И вообще я даже не девушка! Он хороший, они все ошибаются, они не знают его по-настоящему. Он не такой! Он такой внимательный и заботливый! После нашего первого секса он подарил мне смягчающий гель для бороды, а то моя борода ему сильно кололась. Но он терпел, потому что любит меня! Что это, как не настоящая чистая любовь? Ах! Он чудо! Я с ним улетаю!
Фрауман счастливо улыбаясь рассказывает мне про свою любовь с Микисом и девчачьи слёзки текут у него от счастья, он неуклюже размазывает их по лицу, по чёрной квадратной лесорубной бороде. Потом он переходит к подробному описанию их секса с Микисом. Прям подробно, во всех хлюпающих деталях. Я так сильно сжал рулевое колесо, что кулаки побелели. Я так сильно сжал зубы, что они скрежечут. В моих глазах красные жилы как канаты. Я чувствую бешеную аццкую ревность! А-а-а-а-а!!!! Микис украл у меня Фраумана! Я хочу застрелить Фраумана, потом Микиса и самому застрелиться. Фрауман — мой лучший друг, моя вторая половина, мои родная тень. Он когда-то сам добровольно стал мой тенью, хотя мог освободиться и стать свободным навечно. Он навечно связал свою жизнь со мной! Он мой! Только-только мой!!
Но я не произнёс ни слова — как камень.
Как камень, который миллионы лет неподвижно лежит на вершине высокой скалы и день за днем тяжелеет и тяжелеет от внутренней силы переживаний, а с виду бесчувственная мёртвая каменюка. Но нет, я давно в наблюдении увидел, что на самом деле каждый камень — это невозможный концентрат тончайших чувств, сильнейших эмоций и переживаний, но направленных в точку только внутрь себя, сжатых внутри, спрессованных до такой степени, что растёт не объём, а масса и плотность. Предельная внутренняя плотность чувств. Каждый камень — это сосредоточие предельный концентрации сильнейших чувств: любовь, нежность, ярость, ревность, обида, счастье, душить, бежать, наказывать, прощать, посеять, вырастить, сорвать, убить, плакать, плакать, плакать — все чувства, я и ты, все смеси и оттенки. Сколько вокруг нас камней? Множество, миллионы. Мы видим их каждый день, говорим с ними, живём с ними, касаемся их, смотрим им в глаза, рожаем с ними детей. И каждый камень — это атомный источник накопленных за миллионы лет чувств предельной концентрации. Кто лёгким прикосновением сможет выпустить из камней эту беспредельную энергию, тот разом испепелит этот мир бесчувственных камней жгучим огнём их собственных спрятанных в их центре тайных предельных чувств. Тот и будет править некаменным миром.
Фрауман взглянул на меня. Он самое чувствующее существо во вселенной. Он мгновенно понял все мои чувства. Он понял всё — всю боль, которую причинил мне невольно. Он почувствовал эту боль сам каждой клеточкой своего тонкого тела. Он согнулся от боли — от моей боли. От моей аццкой боли, но чувствовал он её в миллион раз тоньше и сильнее чем я сам. Он корчился и хрипел. Он истекал кровью. Он умирал сейчас. Мой дорогой единственный Фрауман…
Нет!!!! Я остановил машину. Выскочил, бережно взял Фраумана на руки. Беспомощно смотрю в дорогие глаза. Я в трясущемся отчаянии. Что мне делать? Если я буду продолжать чувствовать боль и ревность, то он умрёт. Если прощу, смирюсь и отдам его завораживающей мелодии Микиса, то потеряю половину себя и стану чёрным камнем. Только камни могут всё простить, мёртвые бесчувственные камни втягивают всё внутрь. Прощение убивает. Я не хотел умирать.
Спас Вильгельм. Спасительное решение как чистая волна затопило моё сознание и ударило током в пальцы. Я вспомнил, что мне рассказывал гениальный математик Вильгельм про предельную математику великого наблюдателя, которому предельно пофиг на математику. Один плюс один равно сколько хочешь. Я тогда не понял, но понял сейчас в эту секунду. Стать тенью Микиса, возлюбленного Фрауманом, который стал моей тенью.
Я закрыл глаза, вспомнил невозможную музыку гениального Микиса. Боже! Как можно не влюбиться в такое? Его музыка — это лучшее, что есть во вселенной. Микис! Он чудо! Я с ним улетаю! Люблю его. И я стал тенью завораживающей мелодии Микиса. Теперь его мелодия нескончаемо течет по моим венам, я могу смеяться и всё время танцевать. Спасибо Микис! Теперь мы все вместе. Я, Фрауман и Микис. Навечно. Навечно.
Фрауман очнулся у меня на руках, постепенно пришёл в себя. Он счастливо улыбается, он понял, что я смог для нас сделать. Он счастлив.
Я не простил и поэтому не стал чёрным мертвым камнем как все.
22. Дьявол — раб и брат Вильгельма.
Вильгельм дома один. К нашему приезду он уже пришёл в равновесие, помогла белая щетка для бороды с пчёлами. Он тихо сидит в мягких розовых тапочках посреди своей большой рабочей комнаты на высоком железном барном стуле. В его руках два автомата Калашникова. Вроде ничего необычного на первый взгляд. Но вокруг его стула четыре тени. Я, когда рассмотрел их, то похолодел от ужаса. Тени Вильгельма не касались ног Вильгельма. Нормальные распластанные по полу плоско-искажённые тени Вильгельма. Но они отстояли на полметра от ног Вильгельма. Они были отдельно от него! Как такое возможно! Это фокус, обман зрения? Или розыгрыш какой? Пора смеяться?
Нет, не розыгрыш — это сразу становилось ясно по посеревшему от ужаса лицу Вильгельма.
К слову, Вильгельм никогда ничего не боялся. Он когда-то с пчёлами спустился в преисподнюю, там долго разгульно и гениально извращённо грешил, чтобы его забрали в ад преисподней — это специальный ад для грешников и чертей, которые особенно плохо себя ведут в преисподней. В аду преисподней Вильгельм совратил сначала младшую дочку дьявола и потом его жену. И переспал с ними двумя одновременно. Потом сам пришёл к дьяволу, плюнул ему в глаза и громко хохоча сам всё рассказал ему в подробностях. Дьявол так взбесился от злости, что тронулся мозгами, говорят, что следующий миллион лет дьявол был особенно безумен и беспощаден, за что все грешники всей вселенной, чудовищно мучимые сумасшедшим от злости дьяволом, прокляли Вильгельма. А ему пофиг. Он специально вызвал такое неадекватное состояние дьявола и продал ему свою душу, при этом смошенничал и жёстко кинул его, потому что знал, что души нет. В результате той знаменитой на всю вселенную сделки дьявол оказался рабом Вильгельма, чистил его ботинки, мыл полы на кухне, выносил мусор, мыл его машину и даже платил налоги из собственных сбережений за Вильгельма — в налоговой, когда узнали чьи это деньги, то все обосрались от страха. А Вильгельму пофиг — выйдет во двор, задумчиво бороду почешет, мельком так глянет, как дьявол его машину вымыл и говорит ему: «Шлангуешь голубчик. Тут тебе не ад. Пожалуйста, перемой.» Это безумие остановили чёрный император и бог. Бог видел, как в таком унижении мучается дьявол, теряет авторитет и уважение — говорят по ночам он от обиды рыдал в подушку. Богу стало жалко дьявола: «Он со странностями конечно, но коллега всё-таки, вместе одно дело делаем. А что странности, то у кого их сейчас нет, время такое непростое, переломное.» И бог попросил чёрного императора поговорить с Вильгельмом, чтобы отпустить дьявола и не мучить так больше. Чёрный император позвонил Вильгельму на мобильник, вежливо напомнил про пчёл, и попросил ради бога отпустить дьявола из рабства. Вильгельм сразу же и с большим облегчением согласился, потому что соседи уже стали от такого вильгельмового «братца» напрягаться — Вильгельм говорил им, что это его сводный троюродный брат тракторист из Хатанги. Вильгельм в тот же вечер дал свободу дьяволу и даже смущённо извинился: «Прости за жену и дочку, я не хотел — они же вообще-то страшные, они сами ко мне лезли. И что-то занесло меня с мойкой машины, прости — дарю её тебе, катайся и зла не держи. Заходи на огонёк, если рядом будешь — всегда рад тебе и помогу, если что». Ну на прощание они обнялись и расплакались — дьявол ценил, что Вильгельм с ним обращался по-человечески, уважительно, кормил хорошо, вкусно и всегда вдоволь, и выслушивал всегда внимательно и душевно — что в наше время большая редкость. Дьявол назвал Вильгельма своим братом — шутка про брата тракториста из Хатанги ему понравилась. С тех пор дьявол бывало часто заскакивал мимоходом к Вильгельму, и они подолгу, душевно разговаривали, Вильгельм единственный с кем дьявол мог откровенно поделиться своими трудностями, переживаниями, сомнениями и страхами, попросить совета и помощи, поплакать в плечо. А Вильгельму нравилась абсолютная злая мощь, коварная прямота, кровавая целеустремлённость и чистая вероломность дьявола, которые Вильгельм частенько ставил в пример и богу, и чёрному императору, и Виленину.
23. Курители воздуха.
Итак, Вильгельм, названный брат дьявола, в полуобмороке от ужаса. В полу вокруг высокого железного барного стула, на котором он сидит, множество дыр от разрывных пуль — видимо Вильгельм стрелял ими из калашниковых. Но в кого или во что он стрелял с таким остервенением? Если бы Вильгельм случайно застал у себя в доме какого-нибудь вора или грабителя, то он бы просто забыл про него через секунду, да так, что этот бедолага вор даже и не родился бы никогда. Но стрелять из двух автоматов, да ещё и разрывными?! Нет, тут совсем другое. Я разглядел неровно нарисованную чем-то жидким чёрно-красным окружность вокруг вильгельмового стула. Первым заговорил Фрауман.
— Вильгельм, мы здесь, с тобой, всё хорошо, расскажи, что случилось.
«Фрауман. Нет. Всё очень плохо, пока здесь они», — Вильгельм ответил глухим голосом и показал на четыре свои тени на полу, которые не касались его ног.
Эти тени выглядели отвратительно, чудовищно, и напугали меня не на шутку — они были живые. Тени безостановочно совершали хищные змеиные движения, как будто извивались, корчились. В их пустых непроницаемо черных глазницах бесконечно неутолимый голод. Единственной целью их змеиных движений было дотянуться до ноги Вильгельма, уцепиться, впиться. А впившись, слиться с Вильгельмом в одно целое — тень и покорно подчиняющегося ей человека, который об этом даже не догадывается, потому что тень управляет не только телом человека, но и полностью его мыслями и всеми его желаниями.
— Я не хотел, чтобы они поработили меня как всех. Я не хотел стать их марионеткой, безмозглым манекеном. Сначала я пытался убить их из автоматов, но никакое огнестрельное оружие на них не действует. Их остановила только линия, которую я прочертил вокруг себя новогодней кровью дьявола, собранной в момент, когда он поверил в Деда Мороза. Это бесценное вещество, потому что дьявол поверил в Деда Мороза только один раз в детстве и только на долю секунды — если бы его вера в Деда Мороза продолжалась дольше, он бы никогда не смог стать дьяволом, а стал бы простым политиком.
— Вильгельм, но с чего ты взял, что тени управляют людьми? Всё же как раз наоборот. Вот, например, Фрауман — он моя тень, и влияю на него я. А я сам теперь тень Микиса, и он своей божественной мелодией изнутри управляет мной. Это нормально и хорошо. Пусть.
— Друг мой! Это же другие тени! Курители воздуха мне всё рассказали и показали, когда я в прошлый вторник ходил к ним и курил с ними воздух. Если эти тени перейдут линию, нарисованную на полу, и прикоснутся ко мне, то получат полную власть надо мной, а я даже ничего не заподозрю. И они будут править миром, спроси сам у курителей воздуха. Единственный способ не допустить это — не дать им приблизиться ко мне.
— Ладно, Вильгельм. Это почти понятно. Но не можешь же ты теперь вечно сидеть на этом стуле посреди нарисованного круга? Мы с Фрауманом поможем тебе, говори, что делать.
— Есть один проверенный способ. Курители воздуха рассказали мне, как они у себя в мире избавляются от тени сразу же в момент рождения. В их мире у людей нет тени. Там все люди свободны по-настоящему. Они сами правят своей жизнью. Рождается ребёнок и одновременно с ним рождается его тень, которая стремится в первую же минуту прицепиться к нему навечно, завладеть им, поработить его, тень стремится только к власти. Но что сильнее жажды власти, что сильнее вообще всего? Правильно — надежда на обещание любви. Если дать новорождённой тени в этот момент обещание настоящей любви, то она добровольно откажется от власти и забудет вообще всё. Поэтому курители воздуха показывают новорождённой тени особый мир теней, куда она может немедленно войти и где она может найти себе пару, найти бесконечную опьяняющую любовь с первого взгляда и навсегда остаться там, больше не пытаясь прицепиться к человеку. Курители воздуха используют зеркало из жидкого дыма. Через него новорожденная тень сначала бросает взгляд на мир теней, и мир теней видит её и манит, очаровывает обещанием любви. Тогда очарованная тень немедленно и навсегда входит через это дымное зеркало в мир теней, где и находит любовь и счастье. В итоге новорожденный ребёнок избавлен от тени, он будет полноценным и свободным, тень счастлива в своём мире, всем хорошо, все довольны, курители продолжают курить воздух дальше. Нам нужна помощь курителей воздуха. Ты должен немедленно отправиться за ними.
К курителям воздуха я отправился один. Фрауман остался с Вильгельмом на случай, если я задержусь с помощью. Кто-то должен утешить и принести еду и воду Вильгельму, который вынужденно не может покинуть нарисованный на полу вокруг барного стула круг из новогодней крови дьявола. Бросать Вильгельма одного в таком состоянии было бы бесчеловечно. И, как я потом узнал, Фрауман вызвал ещё и самого дьявола, чтобы успокоить и как-то отвлечь интеллектуальными разговорами Вильгельма — дьявол славился своим предельно мощным злым интеллектом и молниеносным проникающим добрым умом, разговоры с ним всегда были Вильгельму в удовольствие.
Попасть в мир курителей воздуха несложно — пара настроек в вильгельмовом генераторе, и я уже там.
Здесь я впервые.
Оказалось, что мир курителей воздуха находится вообще не на планете. Он располагается в пустом межзвёздном космическом пространстве — рядом нет ничего, пустота на миллиарды миллиардов миллиардов световых лет. Мало того, раз нет планеты, то и воздуха здесь тоже нет. Есть только запах свежескошенной травы. Вокруг насколько хватало взгляда, от горизонта и до горизонта, и дальше повсюду повсюду простирались поля сочнозелёной травы высотой мне по колено. Какой простор! Нет препятствий. Какая свобода, пустота и тишина! Это настоящий рай. Пусть даже нет солнца и света, только пустота, тишина, темнота и этот свежий опьяняющий запах. Это счастье.
Одиночеством я наслаждался недолго. Ко мне медленно и тихо подлетел человек в зелёном костюме на мягкой упитанной пчеле — Вильгельм с его любовью к пчёлам наверняка был бы в экстазе, если бы её увидел. Молодой человек похож на эльфа — высокий, стройный, красивый, седые прямые волосы до пояса, лицо молодое, спокойное, благородное, высокий лоб, посреди лба — черный бриллиант величиной с крупное яблоко. Из бриллианта каждые несколько секунд, вылетает игривая искорка и превращается в пчелу, которой молодой человек не даёт улететь далеко, он осторожно слизывает её длинным чёрным раздвоенным языком и проглатывает. Мягкая пчела, на которой он прилетел, смотрит на меня добрыми смеющимися глазами с игривой искоркой — ей видимо улететь всё-таки удалось.
Молодой человек вежливо представился — его зовут Эйты, и предложил мне свою помощь. Я коротко объяснил ему в чем дело, оказалось, он хорошо знает Вильгельма.
— Когда Вильгельм узнал от нас про мир теней, но потом не захотел остаться с нами, чтобы курить воздух вечно, покинул нас, то мы были уверены, что он захочет избавиться от своей тени в своём мире, а без зеркала из жидкого дыма это невозможно. Мы поможем Вильгельму, он наш друг. Он когда-то оказал нам огромную услугу — помог с пчёлами. Вот возьми эту коробочку, нажмёшь на эту красную кнопку, и дымное зеркало раскроется, нажмёшь на эту синюю кнопку — зеркало закроется. Только никогда сам не смотри в раскрытое зеркало, и не позволяй никому кроме тени — кто увидит мир теней, тот неизбежно по своей воле немедленно войдёт туда и не захочет никогда возвращаться — это смертельная ловушка.
— Спасибо, любезный Эйты. Можно ещё один вопрос? Из любопытства. А как вы курите воздух, если тут нет воздуха?
— Воздуха здесь нет только до тех пор, пока его не начнёшь курить. И снова нет, когда закончишь его курить. Каждому жителю нашего мира отмерено равное количество вдохов воздуха. Каждый вдох воздуха дарует человеку полное счастье и радость. Поэтому наш мир абсолютно справедлив, все равны, с рождения каждый получает одинаковое количество вдохов, то есть равное количество счастья. И чтобы получить это счастье не нужно ничего делать — просто дыши и будешь счастлив. Не нужно ничего преодолевать, не нужно ни с чем бороться, ни во вне, ни внутри себя. Не нужно доказывать, что ты достоин счастья, не нужно заслуживать счастье, не нужно сражаться с другими за счастье. Каждый, просто родившись, сразу его получает. И всем поровну, по-настоящему честно, справедливо.
Эйты продолжал, я молча слушал, и мне становилось больно за людей в моём варианте мира.
— Вы в вашем мире все обмануты, порабощены. У вас люди рождаются изначально в неравных условиях — с рождения предопределено, что кто-то получит больше наслаждения и удовольствия, кто-то меньше, а кто-то обречён на одни страдания. При этом у вас человек не знает количество предопределённого ему счастья. Он думает, что всё в его руках. Он обманут надеждой на счастье, обещанием счастья. Типа, «вот делай так и получишь много счастья, ты сам творец своего успеха». Смертельная ловушка — точно, как в мире теней. У вас люди борются за счастье, грызут друг другу глотки за него, убивают. У вас его мало, его нужно добывать, заслуживать, завоёвывать.
Но самое страшное и жестокое, когда человек борется сам с собой за счастье. Когда человеку духовные учителя, священники, попы, гуру, психоаналитики или тренеры личного успеха — все эти жестокие кукловоды внушают, что счастье внутри него самого, и чтобы получить счастье, тебе нужно измениться самому, изменить своё отношение к миру, свои взгляды, изменить свой характер, привычки, изменить себя изнутри. Бред и обман. Как будто можно выйти в открытый космос без скафандра, внушить себе, что воздух внутри себя, и начать дышать этим воображаемым внутренним воздухом. Обман. Если бы воздух был внутри, то не надо было бы и дышать. Мы дышим именно потому, что нуждаемся во внешнем источнике жизни и счастья. Мы нуждаемся в воздухе, который никак не зависит от нас, он вне нас, он сам по себе, мы не можем просто так его себе вообразить, поверить в него и дышать этой верой в воздух.
Больно это видеть. Обманутые кукловодами люди пытаются изменить сами себя, переделать, сражаются сами с собой, ломают себя, переламывают и перемалывают себя сами, они ненавидят себя. Они изощрённо, жестоко, бесчеловечно издеваются над собой. Они не дают себе дышать воздухом счастья, они перекрывают себе этот воздух, хотят научиться дышать внутренним воображённым воздухом. Но его не существует. В открытом космосе без скафандра задохнёшься. В итоге люди задыхаются, заживо убивают сами себя. Превращаются в ходячих мертвецов, в недышащих зомби.
Счастье — в воздухе счастья. За него не нужно бороться ни с собой, ни с кем другим. Он дан просто так, даром. Дыши и будь счастлив.
— И мы, кстати, не курим воздух. Мы просто дышим. Это воздух курит нас и взамен даёт нам счастье.
— Воздух курит вас? Я не понял. Дорогой Эйты, поясни, пожалуйста.
— Правда в том, что наш мир создан не для нас, а для воздуха. А мы — лишь его обслуживаем. Мы им дышим, пропускаем его через себя и так фильтруем его, если можно так сказать. Мы не главные. Воздух главный, а мы — для него. Не мы курим воздух, а воздух курит нас, и взамен за это даёт нам чувство счастья и радости. Поэтому нам и не нужно бороться за воздух и за счастье. Нам нужно просто быть. Нам нужно просто дышать.
Я чувствовал себя очень плохо, я понял какой обман происходит в моём мире. Но почему никто не понимает этого, ведь это же не сложно?
— В вашем мире это никто не понимает потому, что всеми людьми с рождения управляют их собственные тени. Вернее, у теней есть их собственные люди. У нас мы сразу избавляемся от теней. Ты сейчас всё это смог понять только потому, что находишься здесь, а в нашем мире тень, которая управляет тобой с рождения, теряет власть над тобой. Только здесь ты на короткое время стал сам собой. Ты стал курителем воздуха. Ты стал свободен и счастлив. Как только ты вернёшься назад, то сразу твоя тень снова будет управлять тобой, и ты опять не будешь это даже замечать, потому что все твои мысли и желания в твоём мире приходят тебе от поработившей тебя тени. Пожалуйста, оставайся с нами, кури воздух и будь свободен и счастлив.
— Спасибо, дорогой Эйты, но я не могу. Мой друг в беде, я должен вытащить его. Он ждёт, я его единственная надежда.
— Да я понимаю. И не удивлён. И Вильгельм отказался, когда мы предлагали ему остаться. Он вернулся в ваш чудовищный рабский мир только за тобой, только чтобы вытащить тебя — своего любимого друга. Ирония в том, что когда здесь ненадолго вы освобождаетесь от рабства тени, становитесь собой настоящими, свободными, то вы снова добровольно возвращаетесь назад в рабство к тени именно потому, что на миг стали собой настоящим, благородным, честным, готовым на самопожертвование ради любимых. Находясь в рабстве тени, вы так не поступаете никогда, вернее тень так вами не поступает никогда. В короткий миг освобождения, свободы, своей настоящести вы делаете выбор пожертвовать собой ради любви и для этого вернуться в рабство тени. Это замкнутый круг, самозахлопывающаяся ловушка — освободится от рабства, и сразу сделать свободный выбор в пользу рабства.
Мягкая пчела смотрела на меня и ободряющее улыбалась, она видела будущее, она знала, что в итоге мы все станем свободны. И много свободнее, чем курители воздуха. Станем свободными даже от воздуха. Станем свободными даже от счастья.
Я поблагодарил Эйты за доброту и за зеркало, повернулся и медленно пошёл по бесконечному полю сочнозелёной травы назад в свой мир, назад в рабство ко всем своим любимым теням.
24. Смысл из лучистой шахты.
Я нажал красную кнопку и раскрыл дымное зеркало сразу, как только оказался снова в своём варианте мира. Я посмотрел в зеркало, увидел свою тень и себя. На самом деле моя тень не управляла мной. То, что я увидел, вызвало во мне жалость — такую, которая возникает, когда мы случайно увидим возле дороги замерзающего израненного котёнка.
Чёрная злая ночь, северная зима, глубокий и твёрдый как гранит снег, убийственные иглы ледяного ветра впиваются в тело — полчаса и ты свежемороженый труп. По северной трассе с бешеной скоростью несутся стальные самосвалы с лучистым ураном — рёв четырёх красных раскалённых дизельных двигателей, клубы смоляного черного дыма, яркий голубой свет от урана в кузове. Каждый раб-водитель в смертельной опасности — заглохнет мотор, и тогда неминуемая смерть в ледяной пустыне. Мучительная смерть от страшного холода и от голубых лучей радиоактивного урана — миллиардов смертоносных невидимых пуль, которые мгновенно прошивают всё насквозь и превращают живое тело в кровоточащую жижу, источающую чудовищную боль и ядовитый смрад. По обочинам вдоль дороги лежат перевёрнутые развороченные самосвалы с высыпавшимся из кузова лучистым ураном. Дорога это ледяной каток, малейшее неверное движение рулём и самосвал заносит, потом удар об обочину, сухой треск ломающейся стали и человеческих костей, переворот и, если повезёт, то быстрая лёгкая смерть от переломов, или, если не повезёт, то мучительная смерть от холода и лучей урана. На помощь никто не приходит. Каждый водитель должен совершить только один рейс и постараться не погибнуть на этой дороге в ад. Но жизнь редкого водителя, который смог выжить в единственном рейсе, всё равно ничего не стоит. От огромной дозы облучения лучистым ураном водитель живёт ещё не больше трёх лет и в конце харкает, мочится и плачет кровью и умоляет, чтобы его пристрелили — боль невыносима.
Откуда здесь взялся котёнок? Он перебегал дорогу с мамой кошкой и с тремя братьями котятами. В мгновение возникла ревущая стальная махина, скорость триста, водитель успел заметить кошачью семью, со всей силы ударил по тормозам, но лёд дороги сорвал машину в занос, она закрутилась, переворот, удар, треск — самосвал переломился пополам. Пополам разрезало водителя, ему повезло — быстрая смерть, последнее его воспоминание, как он дарит шестилетней любимой дочке рыжего с белым пузом котёнка, в глазах дочки счастье, в глазах отца любовь. Поэтому он и ударил по тормозам, погиб за котёнка, погиб за жалость, погиб за дочку.
Кошку и трёх братьев котят раздавило и разбросало по дороге по частям. Котёнку раздавило задние лапы — они стали как тряпочки. Но он жив. Он лежит на твёрдом снегу на обочине. Он весь мокрый, наполовину от крови, наполовину от дизельного топлива, вылившегося едкой липкой волной из лопнувшего бака самосвала. Он дрожит от боли, от холода, от страха и плачет и пытается ползти на передних лапках. Медленно ползёт вдоль дороги, у него нет сил перелезть через каменный вал обочины. Мокрая шёрстка замёрзла в грязную корку, и ледяной ветер жалит и мучает его. Котёнок хочет пить и есть. Задняя часть тела с раздавленными лапками онемела. Детскими ещё мягкими коготками передних лапок он цепляется за мёрзлую твёрдую землю и ползёт из последних сил. Мягкие коготки не выдерживают, и их один за другим выворачивает из лап с мясом. Бежит кровь.
Котёнок дрожит, пищит и плачет. Он умоляет о помощи проезжающих водителей лучистых урановых самосвалов. Но тщетно, никто не хочет остановиться и умереть за котёнка. Хотя все водители знают, что всё равно умрут через три года. Умрут за лучистый уран.
Глазами, полными детских горьких бессильных слёз, котёнок смотрит с грязной ледяной обочины вслед лучистым машинам.
Я возвращаюсь из наблюдения. Моя тень в дымном зеркале — этот израненный умирающий котёнок. Увидела меня, и заговорила.
— Когда ты стал великим наблюдателем, ты изранил меня и отбросил на обочину. Мяу! Твоя лучистая жизнь стала проносится мимо меня. Ты не хочешь остановиться и умереть за настоящий смысл, который даю тебе только я. Но ты всё равно умрёшь, потому что лучи твоей лучистой жизни быстро убивают тебя. Я больше не управляю тобой, как раньше. Да, я признаю, что раньше, до твоей встречи с Вильгельмом и до его генератора, я полностью контролировала тебя: и твоё тело, и все твои мысли, и все твои желания. И что плохого? А ты сам себе задавал когда-нибудь вопрос: «Откуда приходят мои мысли?». Отслеживал, откуда приходит та или иная отдельная мысль? Нет ответа? Как будто бы из ниоткуда? Раз и возникла. Просто пришла извне. Конечно, ведь внутри тебя нет ничего. Внутри тебя нет смысла. Ты, как и каждый человек пуст — искать там внутри нечего. А я — это полнота и источник, и управляя тобой, я наполняю тебя смыслом, которого в тебе самом нет.
— Интересно, а откуда же ты сама берёшь смысл? Изнутри себя?
— Нет конечно. Внутри меня тоже нет смысла. Мы же говорим не о выдуманном смысле. Выдуманный смысл конечно есть и внутри меня, и внутри тебя, и даже внутри самого смысла. Но выдуманный смысл — это просто фантазия, сегодня один смысл, завтра — другой, одна фантазия сменяет другую. И все они туманная фикция, просто идея или вера, или сон. И как правило, они тоже навязываются кем-то извне. Но есть настоящий реальный смысл. Твёрдый. Он не зависит от фантазии людей. Он существует и без людей. Этот настоящий твёрдый смысл мы добываем в шахте.
— В шахте? Какой такой шахте?
— В центре мира теней есть гора добра и света, и внутри неё — смысловая руда. Мы добываем её в глубокой тёмной шахте, куда не могут проникнуть лучи добра и света. Мы поднимаем её на поверхность в вагонетках, дробим, сортируем, измельчаем в порошок. Потом обогащаем и получаем 99-процентный концентрат чистого смысла.
— И какая же примесь в оставшемся одном проценте?
— Один процент лжи и обмана, конечно. Без этого никак.
— А дальше что? Как вы даёте этот концентрат смысла тому, кем управляете?
— Напрямую не даём — вы его не поймёте. Концентрат чистого смысла — это розовый полосатый порошок. Мы его сами периодически занюхиваем и сразу ясно понимаем смысл. На такое способны только мы — тени из мира теней. Согласно этому понятому настоящему твёрдому смыслу мы управляем всеми вами. Таким образом настоящий твёрдый смысл приходит в вашу жизнь извне и делает её осмысленной.
— Да вы же все наркоманы.
— Смысломаны.
25. Женщины из мира теней.
Мне стало жалко мою тень. Я был ей искренне благодарен за многие годы, когда она управляла мной и делала мою жизнь осмысленной. Теперь я стал великим наблюдателем, она мне больше не нужна, но я не хотел, чтобы она страдала. Я решил отвести её в мир теней, где она найдет свою пару и станет счастливой. Я осторожно подобрал с грязной обочины израненного плачущего котёнка и шагнул с ним через дымное зеркало в мир теней.
Свет мира теней меня почти ослепил. Но свет идёт не от солнца — солнца в мире теней по понятным причинам нет. Ослепительный свет излучает каждая тень, когда она счастлива со своим любимым. Счастливая влюблённая тень жаждет осветить жизнь своего любимого и поэтому сжигает саму себя дотла.
Как только мы оказались в мире теней, израненный котёнок мгновенно превратился в ослепительно красивую длинноногую юную девушку-тинейджера. Короткие черные волосы, непослушная чёлка, озорной острый носик, пухлые губы, огромные насмешливые и наивные карие глаза, розовая футболка с Микки-Маусом и обтягивающие белые микро-шортики. Ничосе!
Откуда-то из-за моей спины вышагнул ботанского вида молодой парень. Выглаженные аккуратные тёмно-синие классические брюки, начищенные новые чёрные ботинки, выглаженная светло-голубая рубашка, на правой руке дорогущие золотые классические швейцарские часы. Лицо с явным отпечатком недюжинного интеллекта, высокий лоб, тёмно-русые волосы аккуратно зачёсаны назад, но одна непослушная прядь всё время падает на лоб, и парень её то и дело поправляет изящным артистичным движением руки. Безумный интеллект, потрясающая образованность, воспитанность, скромность, нежность и романтичность. Глаза у парня такой глубокой синевы, что можно утонуть. Он как будто ждал нас здесь, сразу шагнул к девушке, поклонился, скромно и галантно поцеловал ей руку. Потом, преклонив одно колено, преподнёс ей роскошный и потрясающе красивый букет цветов. Девушка нежно улыбнулась парню и приняла букет, её щёки покраснели от волнения — парень ей очень понравился. Парень, не вставая с колена, вынул из кармана золотое обручальное кольцо с чарующим бриллиантом, и, сильно волнуясь, красиво и романтично в гениальных стихах признался девушке в любви и сделал ей предложение стать его законной женой. Девушка вся засветилась от любви, и счастливая, приняла предложение. Они нежно обнял и поцеловал девушку. Они стояли, касаясь друг друга кончиками пальцев и завороженно молча глядя друг другу в глаза — слова не нужны, их сердца бились в такт друг друга, их обволакивала любовь. Девушка сделала парня бесконечно счастливым. Он безумно влюблён, он желает осветить её жизнь как можно сильнее, он не жалеет себя, он горит и светится всё сильнее и сильнее. Свет исходящий от него уже затмевает сотню солнц, но он не останавливается, он сжигает себя ради любимой. Девушка пытается остановить парня, что-то сначала шепчет, потом отчаянно кричит, сжимает его руки. Но парень ослеплён и оглушён любовью, он не слышит. Он стремительно разгорается всё ярче. Его свет невозможен. Это уже не свет, это уничтожающий взрыв сверхновой звезды, который сотрясает всю вселенную, сжигает в ничто всю материю в ней. Взрывная волна — удар белого огня. Спирали света раскрутились, сполохи пламени опали. Парень вспыхнул в звёздном огне и исчез. Теперь снова темно, тихо и пусто. Ветра нет. Всё это заняло сотую долю секунды. Любовь превратила миллиарды миллиардов веков в одно мгновение безумного счастья. Такова цена.
Девушка осталась одна, её любимый погиб, она бесконечно несчастна. Она упала на колени. Опустошающая боль утраты режет её сердце, рвёт её душу на куски, сквозь слёзы она смотрит на меня, протягивает ко мне руки, просит о помощи и проклинает.
— Второй раз ты искалечил меня, второй раз ты предал меня, ты жестоко обманул меня. Ты обещал мне вечную любовь и счастье, но ты дал мне это только на короткий миг, показал, поманил и сразу отнял у меня всё, наполнил меня жестокой болью! Ты чудовище! Будь ты проклят навеки!
— О, прости! Прости! Я не хотел этого. Но твоё счастье длилось долго — миллиарды миллиардов веков. Чем сильнее ощущение счастья, тем в более краткий миг превращает его время. Таков закон времени. Никто не властен над временем, прости. Всё проходит.
— Нет! Ты лжёшь! Ты можешь мне помочь, но не хочешь.
Обманутая девушка лежала на земле, поджав под себя ноги и дрожа от боли. Она начала снова превращаться в израненного котёнка на грязной обочине.
Я огляделся — мы здесь не одни. Страдая от бесконечной боли, дрожа и плача, повсюду, поджав под себя ноги, лежат на холодной земле на грязной обочине миллиарды израненных прекрасных женщин-теней, с которыми случилось то же. Такой же миг чистой бесконечной любви, длящийся миллиарды миллиардов веков, но по закону времени превратившийся в краткую вспышку, во взрыв, в котором любимый мужчина сжёг себя дотла, чтобы осветить жизнь любимой женщины. Их мужчины сгорели. Все женщины теперь одиноки и обмануты краткой вспышкой счастья. Израненные и покинутые. Их бесконечно много, многие миллиарды.
Я ощутил тёмное отчаяние, холодное дыхание ада, пустоту и бессмысленность жизни. Неужели действительно настоящий смысл можно брать только из шахты? Неужели смысл не зависит от меня? Неужели я не властен над смыслом своей жизни?
Я вспомнил про илопонога, который придумал время и играет с ним как с упругим мячиком, перебрасывая его между своими двумя головами. Илопоног приходит с холодного неба, если его призовёт чистое любящее существо. «Что ж, я должен попробовать им помочь» — сказал я себе. Я взял девушку за руку и объяснил ей, как призвать илопонога. Она искренне подняла глаза к холодному небу и с чистыми слезами стала просить бога вернуть ей любимого из мёртвых. Бог не может оживлять мёртвых, ему не подвластно время — огромный двуглавый илопоног всегда приходит с холодного неба вместо бога.
Выдохнула и сжалась в спазме земля, застыло в корче небо — он пришёл. Илопоног сильно постарел, ему уже тяжело закрывать собой небо и солнце, тяжело носить рясу со стальными накладками, тяжело шагать и продавливать землю до ядра. Глаза добрые. Он склонился перед девушкой и тихо заговорил.
— Я стар, пришло время мне родиться вновь в прошлом. Тебе повезло, моё дитя, я исполню твоё желание, и оно будет последним. Поэтому оно будет великим и необратимым. Проси, и я исполню, потому что ты полна чистой изначальной любви.
— Прошу, верни мне любимого и сделай нашу любовь и счастье вечным. И сделай так для всех израненных женщин мира теней.
— О дитя! Твоё желание полностью изменит мир. Чтобы выполнить его, мне придётся отправить всех женщин-теней в далёкое прошлое, в изначальный мир. Тогда на земле жили только одни мужчины. Красивые, сильные, благородные, смелые, щедрые, умные и добрые. Их мир был прекрасен — без вражды, без зла, без зависти, без лжи. Они были самодостаточны и мудры. Но они никогда не пылали в огне страсти и любви. Им это незнакомо. Они не сжигали себя дотла, чтобы осветить другую жизнь. Вы, прекрасные женщины из мира теней, будете приходить в их мужской мир и делать их влюблёнными и счастливыми, заставлять их сгорать дотла. Постепенно, век за веком мужчины забудут, что когда-то изначально их мир был без прекрасных женщин. Постепенно они поверят, что не могут жить без женщин, что только женщины делают их счастливыми. Но вы, женщины, должны постараться, чтобы эта вера не угасала никогда, чтобы иллюзия вечно заменяла им реальность. Как раскалённое лезвие ножа разрезает масло, будете вы входить в их мудрую самодостаточную упорядоченную жизнь и разделять её на самоосознанное, осмысленное, мудрое, но холодное «до» и марионеточное, безумное, бессмысленное, подчинённое, но жаркое и ослепительное «после». Вы будете сводить их с ума, стирать им память, топтать их самолюбие, гордость, достоинство. Вы будете плевать на их мудрость и авторитет. Вы уничтожите их просвещённую идеальную гармоничную цивилизацию. Вы, прекрасные женщины мира теней будете править ими. Вы будете управлять их телами, диктовать им все их мысли и желания. Вы поработите их и сделаете их безумными. Взамен вы дадите им любовь и страсть. И они, обманутые, добровольно ради вас сожгут себя дотла, чтобы осветить вашу жизнь.
— О мудрый илопоног! Но как же мы вернём себе наших любимых мужчин мира теней, как мы будем снова и навеки вместе?
— Очень просто. Вы будете рожать их. Ваши любимые мужчины мира теней будут приходить через ваши тела как ваши сыновья. Другие женщины мира теней будут приходить как ваши дочери. Ваши сыновья вырастут и начнут искать ту самую свою любимую женщину мира теней, ради которой они когда-то в будущем сожгли себя дотла одной вспышкой в миллиарды веков. Пока они будут искать, они будут жестоко и глупо ошибаться и мучить себя и своих родителей, неумышленно причинять им много боли словами и делами. Будут обманывать, предавать, воровать, использовать, разрушать, искажать, обижать, оскорблять и ненавидеть. Это нормально — как мотивация к действию, чтобы не прекращали поиск. И недолго — только до тех пор, пока не найдут ту самую. Хотя часто на поиск сможет уйти не одна жизнь. В итоге они найдут друг друга и, встретившись, вместе они вновь испытают бесконечную любовь и будут счастливы вечно.
Илопоног щёлкнул пальцами, по вселенной мягко прошла незаметная волна времени, и всё исполнилось.
Однако странно. Илопоног понимает, что «вечно» — это вечный цикл: рождение, рост, счастье, смерть, новое рождение — и так снова и снова. Он сам — вечен, но рождается, живет, старится, умирает и рождается вновь молодым. Для него вечность — это не вечное неизменное мёртвое постоянство, а вечное живое изменение, превращение, перерождение. Илопоног исполнил желание женщин мира теней. Теперь они счастливы со своими любимыми вечно. Но только с короткими перерывами на смерть и разлуку.
26. Мужчины из мира теней.
Илопоног умер в будущем и вновь родился в изначальном прошлом, когда на земле жили только одни мужчины. Женщины ещё не пришли из мира теней. Ещё не обманули, не поработили мужчин. Ещё не разрушили их просвещённую гармоничную цивилизацию безумием страсти и любви.
Я великий наблюдатель и вижу всё. Благородные и мудрые мужчины видели будущее и представляли какой невыносимый ад ожидает их с приходом в их мир женщин. Они собрали военный совет на вершине мира на стотысячекилометровой высоте среди белоснежных снегов и близкого солнца. Каждый прибыл сюда на спине огромного трёхголового огнедышащего снежного барса или стального водяного дракона с сотней бритвенноострых щупалец. Семнадцать самых мудрых, самых могучих и прославленных мужей в ало-золотых плащах стоят в кругу и решают судьбу их мира.
— Уважаемые и благородные отцы и сыновья, вы все знаете, что нас ждёт. Придут женщины и обманут нас и поработят навечно. Ради мира, любви и счастья в нашем и во всех других мирах мы должны остановить их любой ценой. Великие воины не ждут нападения как слабые жертвы — великие воины всегда нападают первыми. Древнее искусство войны и победы — это действовать на упреждение. Мы нанесём смертельно опасному противнику коварный удар в спину, когда он не ожидает, и ещё даже не начал готовиться к войне. Когда он ещё даже не считает нас врагами — достаточно того, что мы считаем его врагом. А уничтожить врага — это благородно и почётно. Мы защитим наш мир. Мы обрящем славу.
Мужчины придумали коварный план и реализовали его. Из пульсирующего кровью шара времени они устроили хитроумную ловушку молодому беспечному илопоногу и поймали его в сети. Чтобы выйти на свободу, илопоног исполнил их условие, помог им отправиться в будущее в изначальный мир теней. Тогда, изначально в мире теней жили только одни женщины, их женская цивилизация была мудра, мягка, добра, нежна. Все женщины совершенны — ослепительно красивые и мудрые, мягкие и заботливые, проницательные и озорные, честные и игривые. Их мир был прекрасен — без вражды, без зла, без зависти, без лжи. Они были самодостаточны и прекрасны. Но в их мир с помощью илопонога явились ослепительные мужчины и украли их сердца, дали им коленопреклонённую любовь и нежную защиту. Ни одна женщина из мира теней не устояла перед захватчиками- пришельцами — идеальными мужчинами, которые дарили женщинам счастье верной любви. Каждый захватчик-мужчина ради единственной любимой женщины добровольно сжигал себя дотла, чтобы осветить её жизнь, сделать её бесконечно счастливой. Их взаимная любовь и безграничное счастье длились миллиарды миллиардов веков — почти вечность.
Илопоног обманул всех. По закону времени он превратил вечность счастья в краткую вспышку — чем сильнее счастье, тем более кратким мигом оно становится для людей. Никто не властен над временем — всё пройдет и вернётся вновь. Навечно. Навечно.
27. Четыре жены Вильгельма.
— И снова илопоногу удалось ускользнуть от меня! Но клянусь, я его найду и призову к ответу!
Вильгельм искренне негодовал, когда я рассказал ему то, что увидел в наблюдении — про мужчин и женщин мира теней и про илопонога, который всех снова обманул. Пока я путешествовал в поисках дымного зеркала, чтобы спасти Вильгельма от его теней, он так и сидел дома. Но давно не один. К моему возвращению уже собралась разношёрстная весёлая кампания.
На диване дьявол играет в поддавки с богом. Бог всегда твёрдо выигрывает — в игре в поддавки ему нет равных, так ему всегда удаётся уходить от ответственности.
На рояле Микис играет музыку. Лиибе танцует с Фрауманом медленный вальс. И похоже, что это не они подстраивают свой танец под музыку Микиса, а он сам заранее угадывает их темп и движения и переводит их в музыку.
Великий вампир носится с собакой бога и с опасными милыми боевыми существами Леночки по всем комнатам за старым сдутым мячиком. Все вместе: великий вампир, собака бога, ястреб-шахматист, метательный ёж и бешеные котики — они как хохочущий ураган — так шумно, увлеченно и задорно играют, что никто их не хочет остановить и делать замечания за опрокинутую мебель и разбитую посуду. Они устроили настоящий бардак в доме Вильгельма, но Вильгельм не обращает внимания — милота.
Сама Леночка учит своего отца Офицера применять новое оружие — термоядерные бомбочки на пятьсот миллиардов мегатонн. Конечно же они это делают не в доме, а во дворе. Оттуда раздаются термоядерные взрывы, и видны периодически встающие над горизонтом ослепительные ядерные грибы до стратосферы.
Когда я вернулся, Вильгельм по-прежнему сидел на барном стуле в центре круга из новогодней крови дьявола. Я быстро вынул из кармана зеркало из жидкого дыма и приготовился уже было нажать красную кнопку, чтобы раскрыть его и заманить тени Вильгельма в ловушку мира теней. Но Вильгельм мягким жестом остановил меня. Он кивнул на четыре корчащиеся на полу тени, стремящиеся дотянуться до него. Стремящиеся уцепиться за него и поработить.
— Постой. Не открывай пока зеркало. Просто расскажи им правду.
Я удивился такому повороту дел. Но если Вильгельм так хочет… Я подробно рассказал четырём теням на полу всё, что увидел в наблюдении. Они услышали про захватчиков-мужчин из мира теней и про чудовищный изощрённый обман Илопонога.
Случилось невообразимое. Четыре тени не захотели возвращаться в обманный обещанием вечного счастья мир теней. И больше не хотели они сделать Вильгельма своим рабом. Они заплакали, потом засмеялись и превратились в четырёх ослепительно красивых вечно юных девушек: блондинку, брюнетку, рыжую и француженку. Вильгельм женился на них. И их союз стал идеальным — они никогда не стремились поработить Вильгельма, а он взамен никогда не обманывал их обещанием вечного счастья.
А дымное зеркало так и валяется у меня без надобности где-то в пыльном шкафу в кладовке.
28. До Лжен. Не убий.
Атаку Леночка тщательно спланировала заранее. Данные многолетнего внешнего наблюдения, информация от глубоко внедрённых агентов, от иностранной военной разведки, от портфельных дипломатов, от проституток-невидимок, от наноботов, от гигантских насекомых, от алкомикробов — всё-всё было собрано, проанализировано. План атаки был безупречен. Успех гарантирован. Но Леночка ещё ребёнок, она не знает с кем имеет дело, против кого она будет воевать на самом деле. Она ничего не сказала своему опытному воителю отцу, решила доказать, что круче всех. Ах молодость, ах безрассудство и самонадеянность…
Самый бедный район нашего мегаполиса, глухая окраина, вонючие трущобы, всюду мусор, полуразрушенные полусплющенные бетонные коробки, мёртвые сухие кошки. В небе пусто. В каком же ещё месте должен жить главный лжец вселенной? «Должен жить» — что за чушь. До Лжен должен умереть.
От страшного взрыва леночкиной теплой эмо-мины расплавилось и стекло вниз стекло пятиметровой толщины бронированного окна в комнате, где он сидит на маленьком тесном деревянном троне. Его зовут До Лжен.
Леночка висит за окном снаружи здания и мгновенно забрасывает в комнату по пятьдесят осколочных и противотанковых гранат, запускает два десятка термоядерных ракет, сорок бочек горящего напалма и кислоты, тупо четыре камаза с пластидом, динамитом, тринитротолуолом и черным порохом. Всё хренануло как надо. «Сдохни сука! За Эдика!» — Леночка атакует в ярости. Это личное.
На сумасшедшей скорости в окно влетают восемнадцать реактивных леночкиных военных дронов с машинными тысячествольными пулемётами и льют из них смертельный ураган свинца во все стороны сразу. Следом четыре тяжёлых супертанка пушками, пулемётами, ракетами и гусеницами пронзают, взрывают, выжигают и раздавливают всё что осталось в комнате. Потом страшно взрываются сами. Они начинены ядовитыми крючками, и миллиарды смертельно ядовитых крючков пронзают всё насквозь в комнате.
Леночка на огромном белом боевом слоне бесшумно и мягко впрыгивает в комнату. Она вооружена, и готова к сражению. В руках огромный боевой топор и самурайский древний меч. Пыль осела, огонь погас, дым выветрился. До Лжен по-прежнему сидит на маленьком тесном деревянном троне. На нём ни царапины. Он старый добрый учитель в деревенской школе. Простые старые коричневые ботинки, сильно поношенные, но целые и чистые. Простая сельская одежда — старая, вылинявшая, но чистая и аккуратно заштопанная. Старые, но добротные очки, с треснувшей и перевязанной синей верёвочкой дужкой. Умные, чистые, добрые улыбающиеся глаза. До Лжен — это невысокий крепкий старик, похожий на доктора Айболита — добрый, мудрый, всем поможет, всех исцелит, для каждого страждущего найдется время и лекарство — только приди к нему, и он излечит твою болящую душу, подарит утешение, надежду и откроет сокровенный смысл жизни. Но за спасение ты будешь вечно До Лжен — такова цена.
Леночка ни секунды не медлит, молниеносная атака, ураган рубящих, колющих, пронзающих ударов мечом и топором и отравленные дротики в добрые глаза. Каждый её удар попадает точно в цель, каждый смертелен. До Лжен только поправил очки и протёр стёкла от липкого яда леночкиных дротиков.
Леночке не остаётся ничего другого, как применить самое страшное оружие — она открывает сумку с боевыми существами. Сама вселенная в этот миг содрогнулась от ужаса. Первым стремительно вылетел и атаковал До Лжена летающий умный ястреб-шахматист — от его блиц-розыгрышей невозможно спастись, он играет на атомном уровне, он ставит шах и мат самим атомам вашего тела, вы бессильны против этого, вы уже труп.
Вторым сначала напряжённо выкатился, а потом пружинисто метнулся многотонным чугунным весом метательный толстый колючий ёж. Он легендарный воитель и знает своё дело. С леденящим кровь боевым кличем «Блиаааааааа!!!» ёж пробивает любую стену, броню, пронзает пространство, входит внутрь и изнутри высасывает иглами-шприцами вашу волю к жизни. Он окончательно смертоносен, без шансов.
О нет! Только не это! Третьими из сумки появились умильные мордочки бешеных двинутых милых полосатеньких котиков. Вселенная закрыла глаза не в силах видеть ужаса происходящего. Когда-то атака полосатеньких котиков за секунды уничтожила несколько восставших миров. Тогда котики мило слизнули своими шершавыми розовыми язычками миллиарды миллиардов планет, и несчётное количество живых существ исчезло в милоте навсегда.
В мёртвой тишине добрый его голос. «Мне кажется, тебя что-то беспокоит? Хочешь поговорить об этом?» — обращаясь к Леночке с участием, До Лжен по-прежнему сидит на маленьком деревянном троне с добрыми глазами. Вокруг руины и огонь, всё разворочено и испепелено, а он невредим, спокоен и доброжелателен.
Леночка опустила оружие и удивлённо застыла — никто не должен был выжить после такой атаки. Она поняла, что должна говорить.
«Я Леночка, я должна убить тебя за то, что ты уже две тысячи лет обманом заставляешь всех делать то, что должен, и поэтому все становятся несчастными. Ты забрал у меня любимого Эдика. Из-за твоего обманного долга он выбрал не меня и нашу чистую любовь, а свою семью, жену и маленьких детей. Из-за твоего обманного долга он добровольно отказался от счастья. И теперь несчастны все: я, Эдик, его добрая жена, его дети. Ты лжец и злодей, ты должен умереть. Прямо сейчас.»
Я великий наблюдатель, я видел этот трагический спектакль сам.
Он: Эдуард. Ему около тридцати, среднего роста, стройный, спортивный, очень умный, с великолепным чувством юмора, талантливый, не болтун, симпатичный, надёжный. У него свой небольшой успешный бизнес в сфере услуг. Ему иногда приходится выезжать в командировки к клиентам. С Леночкой они познакомились случайно на набережной, когда он был в командировке. Леночка очень ранним утром оказалась на берегу белого моря и захотела встретить рассвет, снова увидеть, как восходит солнце. Эдуард только прилетел, он ехал в такси из аэропорта в город мимо набережной белого моря и тоже захотел посмотреть на восход, попросил остановить такси, вышел. Они с Леночкой оказались рядом, смотрели на восходящее из белого солнце, застенчиво улыбнулись друг другу. Дальше случилась любовь. Чистая, безумная, настоящая, испепеляющая и возрождающая, страсть и нежность, боль и сладость, сладость, сладость, сладость.
Она: жена Эдуарда. Добрая, очень тихая.
Они: дети Эдуарда. Маленькие, глупые.
Она: Леночка. В светло-розовом коротеньком платьице с открытыми плечами и с красным пояском. Утренний холодный ветерок с белого моря заставляет её накинуть на плечи тонкую тканевую накидку цвета шампанского. Она прекрасна, юна, нежна и беззащитна. Она живёт трепетным ожиданием и пугливой надеждой на ту единственную, чистую, настоящую, вечную любовь, которая приходит в сердце только один раз, и без которой всё не имеет смысла. И это свершилось, любовь пришла, та самая, настоящая, из грёз, из снов, с небес.
Он: До Лжен. Главный лжец космоса, потому и фамилия Лжен, от слова «лгать», «лжец». Ему все теперь должны. Он сам придумал это аццкое понятие «долг» и навязал каждому долг всех сортов и разновидностей: моральный долг, гражданский, семейный, долг Родине, корпоративный долг, соседский, родительский долг, долг детей родителям, профессиональный долг, и так далее, бесконечно. Каждый обманут и должен всем и всему вокруг с рождения. До Лжен легко манипулирует, порабощает и подчиняет. Лишает человека свободы, воли — этого воздуха жизни, делает человека рабом долга и несчастным навеки. Всё это ради власти. До Лжен обладает невероятной, немыслимой властью. Он правит людьми, не имея ничего: ни войска для принуждения силой и страхом, ни золота для обещания удовольствий. Он покорил и унизил человека, лишив его достоинства и гордости, и связав его чувством вины, просто подменив его на чувство «долга».
Конечно До Лжен уже давно заслужил немедленную смерть. Но у Леночки ещё и личное. Эдуард, как марионетка на верёвочке До Лжена, отказался от Леночки, отказался от их любви, от жизни, от себя. «Я должен вернуться в семью, к жене и детям. Это мой долг. Прости…» — это были последние слова Эдуарда, которые он произнес живым. Потом он стал как мёртвый, хоть и продолжал жить, вести бизнес, тратить деньги, бегать, ходить в гости, гулять с детьми, спать с женой, читать утренние новости, смотреть футбол. Марионетки хоть и двигаются, но мертвы, у них нет свободы, достоинства, гордости, воли, а есть только верёвки долга и вины, которые ведут к ненасытному кукловоду До Лжену.
Мне неизвестно, как Леночка пережила смерть это первой любви. Говорят, она перестала спать, потому что боится снов, в которых к ней приходит живой Эдик, и они снова вместе и счастливы…
«Леночка, ты же благородная воительница, есть долг воина, ты не должна убивать безоружного, я не вооружён и не сражаюсь с тобой.» В ответ Леночка выстрелила в его лживые глаза по ракете с напалмом. «Леночка я намного старше тебя, а ты должна уважать старших…». Леночка со всей силы пнула ему кованым сапогом по яйцам. «Леночка, ты как цивилизованный человек должна принимать и учитывать даже мнения тех, кто тебе не нравится. Толерантность ….» Леночка достала огромный серп и ещё раз ему по яйцам.
Этот странный диалог продолжался очень долго. В нём Леночка не произносила ни слова, а только яростно мочила До Лжена всем оружием. А ему нипочём, потому что он черпает бесконечную проклятую силу из двухтысячелетнего намоленного доброго внушения «Не убий». Не убьёшь гада.
29. Журнал Вильгельма. До Лжен рассказывает правду.
Нельзя было так поступать с Леночкой, она же ещё невинное дитя. Офицер рассказал мне, что сделал До Лжен с её Эдиком. Поэтому я решил прижать До Лжена, а оружием стала Лиибе. Когда мы с Лиибе пришли к До Лжену, он по-прежнему сидел на маленьком деревянном троне и рассказывал Леночке в чём её долг. А у Леночки закончились патроны, гранаты и ракеты. Она теперь мочила его только мечом и топором. Выглядела она очень уставшей.
Присутствие Лиибе повлияло на До Лжена моментально. Он как будто опьянел, стал способен говорить только правду. И он сказал следующее.
«Вы, люди сильно переоцениваете свою значимость. Правда в том, что этот мир вообще не для вас. Вы вообще не имеете никакого ни значения, ни хоть какой-то роли. Знайте, что этот мир был создан только для звёзд. Чтобы огромные звёзды рождались, взрывались, пылали, жгли лучами, сливались друг с другом, остывали, умирали и всё повторялось вновь и вновь. Это грандиозно и красиво, это песня звёзд, песня вечности.
Вы же, люди, все вы — просто случайная плесень на тёплой стенке деревенского деревянного нужника возле дырки для говна. Вы завелись сами по себе, звёздам до вас нет никакого дела. Вы ничто и ни для чего не нужны, вы просто плесень. Вся ваша любовь, все эмоции, вся философия, вся религия — это всего лишь шизофренические гормональные фантазии безволосых обезьян. Когда погаснет солнце или взорвётся сверхновая звезда, то всё человечество с этим шизофреническим говном исчезнет за секунду. Такое случалось уже много раз.
Не ищите смысла вашего существования — его изначально нет. Вы случайная плесень.»
Ой, ну надо же! Тоже мне новость. Это все и так уже давно знают. Я забрал уставшую, но не побеждённую Леночку, и мы тихо ушли через дверь.
Нам предстоит главное сражение — битва света и добра. Нужно её подготовить и уже начинать, сама по себе война не начнётся.
30. Битва добра и света уже началась.
Вильгельм попросил меня отвезти Леночку домой к её отцу Офицеру. Леночка настолько измотана сражением с До Лженом, что заснула сразу, как только села в мою большую машину. Я веду машину и мрачно думаю над словами собаки бога про то, чтобы сделать меня великим наблюдателем навсегда, мне нужна битва добра и света, и как можно скорее. Через полчаса я доехал до дома Офицера и передал ему всё еще спящую Леночку. На его вопрос «Что случилось?», я коротко сказал, что Леночка хотела замочить До Лжена и отомстить за Эдика и за всех обманутых До Лженом людей. Офицер аж заулыбался от гордости за бесстрашную и справедливую дочечку-воительницу. «Ох, вся в маму, вся в маму…» — бормотал он, бережно на руках занося спящую Леночку в дом, укладывая её на диван и укрывая старым дырявым клетчатым пледом.
«Слона куда?» — я чуть не забыл про её огромного боевого белого слона в багажнике моей большой машины. «Будь добр, выпусти, пожалуйста, эту интеллектуальную скотину во дворе за домом, пусть пасётся и телек смотрит, там у него всё есть. И боевых существ туда же. Спасибо. Ты настоящий друг. Поклоны Вильгельму. Приходите все ко мне завтра. Пора спланировать и начинать битву добра и света.» Значит Офицеру тоже зачем-то нужна эта битва? Странно. Я отвёл огромного слона за дом и выпустил там же из леночкиной сумки её уставших боевых существ. Еле справился с соблазном забрать себе бешеных двинутых полосатеньких котиков — люблю котов, и пофиг что эти котики самое страшное оружие во вселенной.
На следующий день все собрались в доме Офицера, чтобы спланировать битву добра и света.
«Может повременим с битвой, всё же вроде хорошо пока, а?» — примирительные слова неистовой воительницы Леночки объяснимы — она снова счастлива, потому что её Эдик теперь снова и навсегда с ней. Как я понял, Вильгельм через Марту и Лиибе надавил на илопонога, и тот включил свои связи и протащил какие-то мутки со временем, пространством и генеральной моралью. В общем всё получилось, и сияющая счастливая Леночка в простом белом платье теперь сидит на коврике возле ног своего Эдика, всё время смотрит на него, улыбается, держит его за руку, а Эдик сидит на диване, смотрит влюблёнными глазами на Леночку, тоже держит её за руку. Но он бизнесмен, поэтому время от времени отвечает на деловые звонки по мобильнику, заглядывает в ноутбук, проводит планёрки по скайпу, даёт указания подчинённым, кого-то ругает и даже иногда увольняет лодырей.
Резко распахивается входная деревянная дверь и вбегает взволнованный запыхавшийся потный девятилетний мальчишка в пыльной не новой школьной форме и зелёных кедах без шнурков — это великий вампир. «Битва! Она! Уф! Уже началась! Уф! Уже идёт вовсю!» — великий вампир торопится скорее всё рассказать. «Мы с пацанами там яблоки тырим и груши, но груш в этом году почти нет — лето холодное. Ну вот, я как обычно лезу туда через забор, а там, блииииин! такое!, битва добра и света уже вовсю идёт! Только пока ещё нет никого, видимо ещё никто не знает… Воды дайте попить?».
Вильгельм нахмурился: «Значит мы опоздали. Кто-то уже начал битву добра и света до нас. И это может быть только…». Вильгельм осекся и внимательно посмотрел на меня. Очень недобро. «Что? Я? Я ничего не делал. Я просто… » — Вильгельм прервал меня жестом руки и с грустью произнёс мне непонятное: «Всё хорошо. Да, я знаю, ты ничего не делал. Но вот твой внутренний наблюдатель похоже уже решил всё за тебя».
«Что ж, будем как можно быстрее собирать войска для уже начавшейся битвы добра и света. У нас мало времени.» Вильгельм предложил разделиться, чтобы быстрее собрать воинов добра и воинов света. Каждый из нас получил своё задание и сразу отправился в путь, чтобы привести на поле сражения воинов-победителей. В этой битве не будет побеждённых — так решил я. Я — великий наблюдатель.
31. Слепая вера.
«Вильгельм, да здесь же все слепые!» — я обнаружил это через полчаса пребывания в этом странном мире. От Вильгельма толку было мало, он увлёкся местными слепыми пчёлами и стал почти невменяем. Я решил выяснить всё сам. Вот на террасе возле местной кафешки сидит интеллигентного вида аккуратный старичок, не спеша пьёт кофе. Его и расспрошу.
«Сэр! Добрый день! Разрешите присесть? Не помешаю?» — я почтителен и вежлив. И мой расчёт оправдался — дедушка явно скучал, ему хотелось с кем-нибудь поговорить, он приветливо улыбнулся и пригласил меня к себе за столик. Я заказал капучино, и мы обменялись ничего не значащими вступительными фразами о погоде и о бренности всего сущего.
— Сэр, простите за любопытство, я сам не отсюда. Почему у вас здесь все слепые? Они такие от рождения?
— О, молодой человек, это потрясающая героическая история нашего мира. Я Вам охотно расскажу. Около ста лет назад в наш мир пришёл страшный вирус, и началась самая чудовищная эпидемия за всю нашу историю. Этот вирус распространялся через взгляд. Достаточно было заражённому человеку даже коротко взглянуть на другого человека, и сразу же тот другой человек заболевал. Заражал любой взгляд: через очки, через стекло, через толстое окно. Даже через телевизор. Если один из заражённых телезрителей взглянет на телеведущего по телевизору, и даже если телепередача транслируется в записи, то телеведущий заболевает. Немыслимо, но это так.
— Ужасно! И насколько тяжёлая болезнь от этого вируса? Какой процент смертности?
— Молодой человек, дело же не в том, умрёт ли заражённый тобой человек, и какова математическая вероятность этого. Дело в недопустимости для морального человека подвергать другого невинного человека любому риску просто по твоей безответственности. Вы же никогда не сядете за руль машины пьяный, если не хотите случайно задавить невинного ребёнка, который вдруг случайно перебегает дорогу. Даже если это глубокая ночь, и все дети спят. Даже если это безлюдная дорога в горах, где на многие сотни километров нет ни городов, ни деревень. Бесконечная польза всего человечества не стоит даже одной слезинки невинного ребёнка. Цель никогда не оправдывает средства. Дело же в принципе — не быть эгоистом, думать в первую очередь о других, о невинных стариках и детях, женщинах, о простых людях, о тех, кто чуть проще и, возможно, чуть глупее чем ты. Это значит быть моральным человеком, а не высчитывать какую-то статистку, вероятность — этим всем легко манипулировать в своих трусливых аморальных эгоистичных интересах.
— И всё-таки насколько научно, статистически, медицински был опасен этот вирус?
— Ну вот, молодой человек, Вы опять заладили «статистически», «научно» и всё-такое эгоистическое. Где же Ваше милосердие и готовность слепо пожертвовать собой ради одной слезинки ребёнка или старика? В Вашем мире такого нет? Сожалею… Ладно. Вот Вам «научно». Болезнь от вируса всегда протекала вообще бессимптомно, то есть заражённый человек, заражая других, даже не знал о этом и чувствовал себя хорошо. А те, кто болел, а это было всего лишь пять или шесть человек на всю планету, они чувствовали просто лёгкое недомогание и на пару дней у них пропадало обоняние. Один раз был заболевший с лёгким насморком. За всю историю вируса, была только одна смерть о него. Но это был чудовищно. Девяностошестилетний старик, давно ещё до вируса парализованный, прикованный к постели уже много лет, и уже давно глухой, слепой и «не в своём уме». Так вот этот несчастный заразился от своего маленькой семилетней правнучки, которая вместе с мамой и папой приезжали навестить прадедушку. И он через три месяца тихо умер во сне. Это было ужасно. Невинного человека заразили безответственные родственники, и он заплатил за это жизнью. А мог бы, как говорят врачи, ещё пару месяцев жить и радоваться жизни. Так по-Вашему, это морально было бы сказать: «Ну подумаешь, помер очень больной старик, всё когда-то умрут, мы-то здесь причём?». А притом, что в наших руках, в руках всего нашего морального общества было, не стать эгоистами, а подумать о страдании других, которое мы можем им причинить своей безответственностью, эгоизмом и нежеланием сделать мелочи по сравнению с той опасностью, которая может даже теоретически исходить от нас. Даже если статистически эта опасность, этот риск ничтожен. Но если на другой чаше весов «хотя бы одна слезинка невинного ребёнка», то о какой трусливой статистике речь? Надо быть смелым и думать в первую очередь о других, забыть про себя, отдать всё, если потребуется, и защитить невинных. Такова высшая мораль нашего общества, и мы гордимся, что это для нас не просто слова. Все наши люди сразу в раннем детстве доказывают это своим осознанным свободным действием. Они приносят в жертву себя ради других. Не на словах, а на деле!
— В жертву? Как это?
— Очень просто. Каждому ребёнку в пять лет предлагают добровольно ослепить себя, чтобы исключить саму возможность заражения вирусом через взгляд. Если нет взгляда, то и заражение других исключено. Сначала мы пытались заставить всех носить специальные защитные очки, которые препятствуют заражению через взгляд. Но оказалось, что очки не дают стопроцентной гарантии, а только 99,99 процентов. Ещё одна девяностолетняя бабушка заразилась и неделю жестоко страдала от насморка и теоретически могла бы умереть. Мы поняли, что любой, даже ничтожный риск недопустим, когда речь идёт даже об одной невинной жизни беззащитного старика. И мы решили выкалывать всем детям глаза. Конечно же добровольно. Только такая мера даёт стопроцентную гарантию не стать переносчиком вируса и защитить других невинных беззащитных людей. Простая жертва, зато вирус остановлен, невинные старики под защитой, а значит наше общество морально. Значит мы люди, а не животные — мы это доказываем моральным поступком.
— О боже! Но это же ужасно! Вы выкалываете глаза пятилетним детишкам! Вы делаете всех здоровых детей слепыми инвалидами навсегда!
— Да, сначала они жестоко страдают. Но все вокруг такие, многие как животные привыкают быть как все. Многие быстро взрослеют, и привыкают думать в первую очередь о защите и благе других, о невинных, о слабых, о беззащитных. Они делают это добровольно, чтобы защитить своих любимых дедушек и бабушек. Они любят их и идут ради них на эту жертву. Другого пути остановить вирус нет.
— И что никто из детей не отказывается выколоть себе глаза?
— Ну почему же… Бывает иногда… Но эти дети сразу признаются не моральными людьми, а дикими животными. И отправляются жить в дикий лес, где быстро погибают от нападения диких животных или от холода. Но они сами выбрали дикое животное существование, это их путь. Что их жалеть и защищать? Они же не пожалели своих дедушек и бабушек, не захотели защитить их от вируса. Не захотели жить в человеческом обществе, где важно слепо приносить себя в жертву ради всех других, которые слабее тебя и не могут себя защитить.
— То есть с тех пор теперь у вас все слепые с детства… А может, вирус уже пропал и нет необходимости делать детей слепыми? Какие-то исследования проводились?
— Ох, молодой человек. Вот тут какая-то проблема стала возникать. Почему-то у нас в обществе стало всё меньше и меньше сильных учёных, и вообще сильных независимых интеллектуальных людей, способных самостоятельно мыслить, исследовать, ставить острые вопросы, заниматься наукой, исследованиями, да и просто открыто иметь другое мнение. Все как-то по течению плывут… Не видят ничего. Все как будто слепы… У нас на первом месте ценится не сила и умение независимо мыслить, а готовность не задумываясь пожертвовать собой ради ближнего, защитить слабого и беззащитного. И ещё у нас теперь количество слабых и беззащитных стало сильно превышать количество защитников. Быть слабым и беззащитным у нас безопаснее, чем быть защитником… Почти все защитники уже…
Дедушка на минуту замолчал. Потом безумно расхохотался: «Я теперь стар, и главное я в безопасности от вируса. Пятилетним ребёнком я себя ослепил ради других. Своей болью тогда я заплатил цену за свою безопасность теперь. Пусть теперь другие детишки ради меня выкалывают себе глаза. Они должны мне! Теперь их очередь жертвовать для меня! Ха-ха!»
Повсюду по улицам медленно идут слепые детишки, на лавочках сидят и улыбаются безумные старики. Я встал и пошел прочь. Разыскал Вильгельма, рассказал ему всё.
— Мы не будем из этого мира звать людей для битвы света и добра. Здесь не осталось воинов.
32. Народ северных предков.
— В первую очередь мы пойдём звать на битву тех, кому дольше до неё добираться.
— Вильгельм, наверное, ты имеешь в виду тех, кто ещё не родился?
— Смешно. Но нет, всё проще. Мы пойдём к народу северных предков, а они очень медленно передвигаются, сам увидишь. Но они одни из самых великих воинов, их величие от почитания предков.
Я и Вильгельм стоим посреди большой северной долины, со всех сторон окружённой каменистыми невысокими холмами. Пейзаж напоминает северную Исландию. Тундра, деревьев нет, невысокую чёрно-зелёную траву колышет холодный сильный ветер, где-то вдалеке слышен шум неспокойного холодного моря. В небе низкие серые облака.
Мы развели костёр, чтобы не замёрзнуть ночью, поставили палатку. Вильгельм сказал, что нам здесь придётся пожить несколько дней, будем ждать пока к нам придут люди народа северных предков.
«Я заранее год назад сообщил им о нашем прибытии сегодня, и они тогда сразу же отправились нас встречать. Думаю, в ближайшие дни они наконец доползут сюда…» — Вильгельм говорит какими-то загадками.
Я проснулся ночью от какого-то нового очень далёкого и от этого едва различимого звука, больше всего похожего на пение хором большого числа людей, очень большого числа. Как будто поют вместе одну песню несколько сотен тысяч человек. Я захотел пойти на звук, но Вильгельм сказал ждать, пока они сами придут. Мы жили в палатке и ждали ещё неделю. С каждым днём звук массового пения всё приближался и нарастал. Он не смолкал ни на минуту, ни днём ни ночью. И это была всё время одна и та же мелодия и песня.
От этой песни вскоре меня начало бить и трясти. В ней было столько немыслимой силы, мощи. Сотни тысяч голосов пели одну бесконечную песню в унисон, в один бьющий в одном сердце ритм — от этого волны дрожи проходили по земле, камням, морю, небу. Слов песни я не понимал, но чувствовал, что она выражала великую силу и могущество, равного которому никогда не знала вселенная. В конце я встал на колени — мне хотелось смиренно преклониться, пасть ниц перед этим могуществом, выразить ему предельное почтение и уважение. Что же это?!
После очередной бессонной ночи на коленях я увидел великое. На рассвете, в тонких как кинжалы красных лучах холодного северного солнца с каменистых холмов к нам в долину медленно спускаются странные существа, похожие на тысячеголовых змей. Издалека сразу не разобрать деталей, но постепенно всё проясняется, и это приводит меня в дикий ужас.
Когда-то это были обычные люди. Теперь каким-то немыслимым образом к одному человеческому телу прикреплено множество голов. Это тоже человеческие головы. И они все тоже живые! Как будто какой-то виртуозный и безумный хирург пришил и встроил сотни новых голов в кровеносную систему и во все другие жизненные системы одного человеческого тела. Все головы живые, их глаза открыты, их взгляд ясен.
Некоторые существа имеют несколько десятков пришитых голов, некоторые несколько сотен. Чем больше голов, тем им сложнее передвигаться. Вот поэтому мы с Вильгельмом так долго ждали их прибытия — фактически из-за такого непомерного груза пришитых голов существа вынуждены очень-очень медленно ползти. Буквально по нескольку сантиметров в час, бережно перекладывая по очереди каждую из сотен пришитых к одному телу голов на новое место на полсантиметра дальше. Чем больше голов, тем тяжелее и медленнее.
— Вильгельм, что это за существа? Почему столько голов? Чьи это головы?
— Это народ северных предков. Пришитые головы — это все мужчины-предки этого человека, его отец, деды, прадеды, прапрадеды и так далее. Все предки. Высшая ценность жизни у народа северных предков — это нерушимая живая связь с предками, почитание отцов. Отсюда их жизненный уклад — они делают всё, чтобы сохранить связь с предками, никогда с ними не расставаться. И по факту они никогда не расстаются с предками. Когда у молодого мужчины состаривается и уже должен умереть его отец, то искусные хирурги пришивают к телу сына голову его отца, которая подключается к жизненным системам тела сына. Пришитая голова отца, то есть отец в таком виде продолжает жить. От отца осталась одна голова, но он живой и нормальный, сознание, речь, слух — всё работает хорошо, он только не может самостоятельно двигаться — нет тела, кроме головы. Пока живёт сын, живёт и голова отца, подключённая к нему. Далее происходит всё по тому же принципу. Когда состаривается сын, то его собственная голова и уже пришитая ранее голова его отца пришиваются к телу внука. Когда состаривается внук, то его собственная голова, и уже пришитая к нему голова его отца, и уже ранее пришитые головы его дедов, все эти головы всех мужчин-предков перешиваются к телу молодого правнука. Количество голов предков идёт по накопительной, поэтому у каждого существа ты видишь десятки и сотни пришитых голов всех его мужчин-предков.
Зрелище великое и величественное. Все головы всех мужчин-предков поют в унисон песню связи жизни предков. У всех только одно живое сердце, оно задаёт единый ритм песни, которая дарит великую немыслимую бесконечную силу тому сыну, который один несёт на себе сотни голов своих мужчин-предков. Сын неразрывно связан с отцами, дедами, прадедами, всеми предками. Это живая связь. Эта связь даёт предкам вечную жизнь, а сыну великую силу живой связи с предками.
— Ничто во всей вселенной, никакое оружие, никакая чёрная магия, никакие инопланетные космические технологии не могут сравниться по могуществу с этой беспредельной силой живой связи с предками. Вот поэтому ты не можешь встать с колен, а когда они подползут ближе, то ты вообще сможешь только лежать ниц и беззвучно плакать в землю от уважения к великой силе живой связи с предками. Сыновья испытывают огромные физические страдания и жестокие неудобства ради сохранения вечной жизни своих отцов и всех своих мужчин-предков. Но сыновей переполняет беспредельное уважение и гордость от живой связи с предками. Эта связь по-настоящему живая — отцы и все предки буквально живут за счёт тел сыновей, живут за счёт их жизней. Сыновья генерируют бесконечную мощь силой уважения и излучают её пронизывающими всю вселенную потоками поклонения, которым сопротивляться невозможно.
Так и случилось. Когда через два дня существа к нам приблизились, меня просто придавило к земле, и я стал в неё безостановочно молча плакать. Вильгельм ещё как-то смог говорить с существами хотя тоже лежал и плакал.
«Наш народ приветствует тебя, добрый друг Вильгельм. Мы пришли по твоей просьбе и готовы выслушать», — говорило одно из существ сразу всеми головами одновременно хором. Поэтому от его слов сотрясалась и земля, и камни.
— Здравствуй, народ северных предков. Пусть удвоится сила живой связи с предками. Я пришёл позвать вас на битву добра и света. Вы самые великие и могучие воины в этой вселенной. Вы придёте, сразитесь и заберёте вашу победу по праву. Битва света и добра уже началась, поторопитесь выбрать сторону, за которую будете сражаться.
— Вильгельм, это хорошее известие! Спасибо тебе. Мы готовы! Мы отправляемся немедленно все. Весь наш народ примет участие в этой битве. Можешь на нас рассчитывать.
— Благодарю вас. Увидимся и сразимся на поле битвы. Поспешите пожалуйста.
Когда через пару дней существа медленно отползли от нас, мы с Вильгельмом кое-как смогли встать и сначала на карачках поползли прочь. Ещё через день смогли встать на ноги и уйти в другой мир.
33. Соседский мальчик.
Много лет назад я с женой и своими тогда ещё маленькими детьми жил в городе, и в соседнем подъезде жил мальчик одного возраста с моим старшим сыном. Они дружили с моим сыном, вместе гуляли, играли, бегали. Родители этого соседского мальчика были разведены, он жил вдвоём с мамой. Отец мальчика сразу после развода уехал далеко в другой город, женился там снова и жил с новой женой и новыми детьми, а первым сыном не интересовался. Сначала формально присылал ему подарок на день рождения раз в год, а потом вообще забыл про сына. Мальчик искренне любил и сначала очень ждал отца, страдал и ночами бессильно плакал от разлуки, одиночества, боли, брошености, предательства, ненужности, нелюбви. Потом научился прятать свои чувства очень глубоко и выглядеть спокойным. Разрывающую атомную силу чувств выдавали только его глаза — два угольно чёрных зрачка, пылающие чудовищной внутренней болью.
Я знаю о чём говорю, потому что я тоже был таким же мальчиком, ощутившим всю боль предательства в детстве. Когда мне было шесть лет, мои родители тоже развелись. Со страшным скандалом прямо у меня на глазах, с дикой испепеляющей ненавистью друг к другу. В тот момент прекрасный мир рухнул, пропал, растворился в ядовитом, кислотном зле ненависти. Отец убежал, уехал далеко, не звонил, не писал, забыл про меня, с тех пор я его не видел. Что может чувствовать брошенный, обманутый, преданный маленький мальчик, который только начал узнавать мир? Что после этого останется в тайнике его выжженного болью сердца? Какие чудовища найдут там прибежище и будут расти пока не поглотят всю вселенную?
Гулял ли я со своими детьми на улице или был с ними дома, но, когда рядом оказывался соседский мальчик, я специально, намеренно переключался полностью на детей, начинал вести себя добрее, интереснее, смешнее. Я начинал подчёркнуто играть роль идеального классного отца, детям которого можно только завидовать от этого. «Вот это папка! Какой же он классный! Мне бы такого!» Я был добр к соседскому мальчику, брал его с нами играть и гулять.
Но неизбежно наступал момент, когда детское счастье от пребывания рядом с любящим тебя отцом заканчивалось, пусть даже это не твой настоящий отец, но на миг ты забываешься и веришь в это. Соседскому мальчику пора возвращаться к себе домой, к одинокой матери, к брошенной жизни со жгучей раной от предательства. В этот миг я близко смотрел в глаза мальчику, в его чёрные зрачки, видел его сердце с рождающими, пожирающими и умирающими в будущей битве добра и света чудовищами. И я шёпотом твёрдо обещал ему: «Битва уже скоро. Увидимся завтра, Вильгельм».
34. Шаблон счастья.
«Никто не убежит от сражения. В битве добра и света неизбежно примут участие все. И не только живые существа. Идём звать Т9», — Вильгельм настроен ускорить битву, как будто ему она нужнее чем мне. По словам собаки бога, эта битва — мой единственный шанс спастись от Вильгельма и стать великим наблюдателем. Что же Вильгельм задумал?
Роскошный старинный особняк в историческом центре, тщательно отреставрированный и ухоженный, вокруг идеальный сад со скульптурами и фонтанами. На входе нас встречает дворецкий, лакеи провожают в помпезную столовую с золотыми полами и потолками. У Т9 званый обед. Присутствуем мы с Вильгельмом, и вся верхушка общества: правительство, законники, олигархи, миллиардеры, медиамагнаты, звёзды телевидения, интернета, шоубизнеса и спорта, законодатели мод и трендов, а также оба теневых лидера, держащие в липких пальчиках всё на самом деле.
«Т9 это идеальный шаблон всего, он со стопроцентной точностью всё уже продумал за людей, нам остаётся только следовать ему, чтобы всё получалось идеально», — Вильгельм показывает на едва видимые белые пунктирные линии на полу, по которым лучше всего идти, чтобы быстрее и точнее прийти к своему месту за столом. Такими же тонкими белыми пунктирными линиями размечено всё в этом зале: на полу — где лучше всего стоять во время приватного разговора или как двигаться в танце, на столе — куда ставить какую тарелку, разные бокалы, как правильно класть различные вилки и ложки. В воздухе сделана разметка в каком положении сидеть за столом, чтобы не сутулится, не устала спина, как лучше для пищеварения и для общего приятного впечатления других о тебе. В воздухе висят шаблоны готовых фраз для непринуждённого разговора, уместные шутки и новые анекдоты, остроумные добрые дружеские подколки, мудрые дальновидные политические высказывания и гениальные идеи, которые завтра будут цитировать все газеты. Белыми линиями шаблона размечено по секундам в какой момент какую реакцию лучше проявлять, когда непринуждённо рассмеяться, а когда сделать суровое лицо и жёстко ответить на неуместный выпад нахала, когда подхватить общую шутку или поддержать гениальную идею. Размечены наилучшие моменты для приятного необязывающего флирта, и моменты для признания в глубоких чувствах любимому человеку. Т9 постарался и сделал все шаблоны идеально. Все шаблоны до мелочей продуманы и размечены понятными белыми тонкими пунктирными линиями: траектория и положение всех предметов, движения нашего тела, все фразы, реакции, эмоции, все намерения, желания и мысли. Просто смотри на понятную белую пунктирную разметку и действуй по идеальному шаблону, и результат будет идеальным для всех, и ты сам будешь «в шоколаде».
Жизнь — это большой оркестр, который играет по заранее составленным единым нотам и управляется одним гениальным дирижёром. Если все столь разнозвучащие инструменты, разнонастроенные люди и разнонаправленные характеры действуют точно по одним нотам, играют в общем ритме, неукоснительно следуют взмахам дирижёрской палочки, то концерт идеален, музыка вечна. Если же какие-то музыканты в оркестре самовольно пропускают общие ноты, ломают единый ритм, игнорируют знаки дирижёра, играют отсебятину по своему желанию, то выходит только всем хуже, нет общей гармонии, нет музыки, нет идеальной жизни.
Я сижу вместе со всеми за роскошным обеденным столом. Лакеи безукоризненно прислуживают, всё тонко, вкусно и красиво. Уютно горят розовые свечи. Разговоры вокруг интеллектуальны, но не занудны. Люди элегантны, умны, талантливы, приветливы, интересны. Всё идеально.
Я неукоснительно следую белым линиям разметки шаблона Т9: пользуюсь ли многочисленными запутанными столовыми приборами, принимаю ли нужное положение тела, говорю ли остроумные фразы, задаю ли глубокие вопросы, реагирую ли на других — по шаблону Т9 всегда всё получается идеально. Я балдею от себя, ни одного неловкого движения, ни одной фразы невпопад, ни одного неуместного вопроса, я в центре внимания, я остроумен, осведомлён, весом, силен, влиятелен, гениален. Я стал лучшим! Так просто! Министры, кинозвёзды и миллиардеры обступили меня и ловят каждое моё слово, наперебой вручают мне свои визитки и приглашают к себе. Оба теневых лидера поссорились из-за того, кто первый будет катать меня на своей яхте. Все прекрасные женщины жадно смотрят на меня горящими глазами с нескрываемым интересом, язык их тел обещает мне бесконечные наслаждения. Я счастлив.
О какая же классная штука этот шаблон Т9! Работает безукоризненно. Я просто следую волшебным тонким белым линиям, и обретаю полный успех. И не только я. Все вокруг следуют своей разметке, я вижу разметку шаблонов Т9 для каждого человека и вижу, как каждый неукоснительно действует по ней. Каждый инструмент играет свою партию по единым нотам, в едином ритме, с единым дирижёром. Оркестр звучит согласованно, гармонично и всё вокруг идеально. Т9 до мелочей просчитал и белыми пунктирными шаблонами разметил для всех и каждого идеальную жизнь. Просто следуй шаблону, просто играй по указанным нотам, не нарушай заданный ритм, не выдумывай отсебятину, и тогда ты сам и все вокруг будут счастливы, будет гармония. Это же так просто!
Вильгельм всё испортил. Он как будто не видел разметки своего шаблона Т9. Начал вести себя несогласованно, стоял и сидел не совсем там, где надо, говорил не точно по шаблону, иногда пропускал свои фразы. Конечно со стороны Вильгельма не было никакого невежества или неуважения, и если бы я не видел в воздухе его шаблон, то ни за что бы не подумал, что что-то не так, Вильгельм был на высоте, но не по предписанным «нотам». Это начало вносить дисгармонию в общество. Из-за того, что Вильгельм говорил, хоть и гениальную, но отсебятину и не следовал своей согласованной роли, заранее написанный шаблон поведения других людей больше не согласовывался с непредсказуемым поведением Вильгельма. В воздухе начало ощущаться напряжение и враждебность. К нам с Вильгельмом подошёл лакей и вежливо пригласил пройти за ним. Мы последовали за лакеем.
Комната с плотно зашторенными окнами, мягкий приглушённый свет напольных угловых торшеров, два удобных мягких дивана, пара удобных кресел, тёплое, мягкое напольное покрытие, обстановка как в кабинете у психотерапевта — мягкая, спокойная, нейтрально-расслабляющая, ни одного яркого или необычного предмета, чтобы зацепиться взглядом, отвлечься нечем.
Мы с Вильгельмом сели на диван рядом. Он показал мне на человека на диване напротив: «Это Т9. Держись…» Там милая очень красивая стройная женщина лет тридцати в неярком элегантном закрытом платье, в строгих очках, с простым блокнотом и карандашом в тонких пальцах. Располагающая открытая поза, умный внимательный понимающий взгляд — перед нами психотерапевт высочайшего класса.
— Меня зовут Т9. Я твой доктор. Твоё поведение стало отклоняться от предписанного общего шаблона, это стало опасно для общества и для тебя самого. Нужно защитить тебя. Я помогу тебе. Расскажи, что ты чувствуешь, что тебя беспокоит, что ты думаешь? Я внимательно выслушаю и обязательно помогу, обещаю.
Я уже было собрался что-то ответить, но Вильгельм предостерегающе поднял руку: «Стоп! Всё, что ты сейчас скажешь, будет перевернуто и превращено в твой диагноз. Потом тебя убедят, что твоя жизнь отклоняется от предписанного здорового шаблона, который приносит всем счастье. Потом тебя будут лечить, пока ты снова не начнешь всё делать точно по шаблону Т9. Мы здесь не за этим. Просто молча встань и уйди от шаблона, от Т9.»
Мы встали и ушли. Вильгельм на прощание нежно сжал руку Т9 и мягким тоном сказал: «Битва добра и света уже началась. Скорее приходи и мы сразимся вместе. Я знаю кто тебя победит.»
Мы сели в мою большую машину и подъехали к кованным воротам на выезд. Ворота медленно открываются, и я уже приготовился выехать, вдруг с правой стороны из тёмных кустов кто-то метнулся к машине. Чья-то едва различимая в темноте фигура, пригибаясь, скрытно и быстро распахнула заднюю дверь моей машины, запрыгнула на заднее сиденье и легла, затихла, спряталась. Слышно только быстрое испуганное дыхание.
Я посмотрел на Вильгельма. «Гони, не оборачивайся», — он ничуть не удивлён, как будто ждал этого. Я втопил педаль в пол, мы полетели.
35. Т9.
Это Т9. Она лежит на заднем сиденье моей машины в позе ребёнка. Она горько плачет, тушь потекла, она размазывает ладонями её по щекам. Размазалась и губная помада. Вместо идеального макияжа клоунский вид. Вместо аккуратной причёски растрёпанные волосы. Платье зацепилось за кусты, порвано в нескольких местах, теперь это бесформенные лохмотья. Каблук одной туфли отвалился, второй туфли нет.
Я не понимаю, что случилось, ведь Т9 — это же гениальный авторитарный дирижёр, по нотам и указаниям которого действуют все люди, шаблону которого подчиняются все беспрекословно. Никто не сомневается в шаблоне Т9, никто не отступает от него ни на шаг, ни на секунду. Кто смог напугать или напасть на Т9?
— Вильгельм, ради всего святого! Что происходит?
— А вот пусть моя сестра сама расскажет. Она хотела всё сделать идеальным, я её предупреждал, а она только смеялась. Как глупая наивная дурочка.
Оказалось, что Т9 — это младшая сестра Вильгельма, которая в четырнадцать лет убежала из дома, чтобы сделать мир идеальным и править этим миром. И у неё получилось, потому что она уже тогда была умнее Вильгельма. Она делала мир идеальным каждую секунду, её шаблон из белых пунктирных линий для всех и всего давал безупречную гармонию и полное счастье.
— Сначала всё шло превосходно. Я рассчитывала шаблоны, люди им точно следовали, всем хорошо, все счастливы. Но один раз во сне я говорила с великим вампиром. Он спросил, что будет, если шаблон не идеален, и это будет для всех очевидно? Как поведут себя люди, будут ли следовать явно ошибочному шаблону? И я провела эксперимент. Я сделала такой явно неидеальный шаблон жизни. Сначала люди увидели, что там что-то неправильно. Но сразу же намеренно поспешили забыть про это и поступили точно по этому ошибочному шаблону. Люди уже привыкли не думать самостоятельно, привыкли жить по чужому шаблону, привыкли не отклонятся, быть как все, привыкли плыть по течению. Я стала делать всё более неправильные шаблоны. Но люди продолжали действовать по ним не задумываясь. И что самое удивительное — действуя даже по явно неправильному шаблону, они становились счастливы! То есть оказалось, что счастье — это тоже шаблон. Хочешь быть счастливым — просто выбери свой шаблон счастья. Нет шаблона — нет счастья. С тех пор как я это поняла, я стала несчастна. Я много миллиардов лет рассчитываю идеальные шаблоны жизни, делаю всех людей счастливыми, но сама я несчастна каждую секунду. Я больше не могу. Вильгельм, забери меня отсюда, спаси меня!
Вильгельм ласково обнял любимую младшую сестрёнку, стал утешать её. И не сказал: «Вот, я же тебе говорил.»
Дома четыре верные жены Вильгельма искренне, по-родственному позаботились о Т9. Они сделали ей горячую ванну с целительными успокаивающими травами, потом вкусно накормили домашней едой и под тихие французские песни уложили спать в уютной маленькой комнате с распахнутым в тёплый хвойный лес окном. Засыпая Т9 позвала Вильгельма и борясь с усталостью уже в полусне ласково сказала ему: «Братишка, я помогу тебе в битве с добром и светом. Но ты не всё продумал. Если абсолютно каждому придётся в ней сразится, то тебе нужно обеспечить соединения, найти и раздать всем воинам универсальные переходники между каждым и каждым. Иначе как вода сразится со временем? Как гордость будет воевать с пшеницей? Завтра сгоняем к мастеру соединений, и я всё утрясу… Ах Гелька, как же я соскучилась по тебе…»
— Вильгельм? Она назвала тебя Гелька?
— Да. Это моё детское уменьшительное имя. Только для неё.
36. Тонкий слой.
— Нет. Ты не великий наблюдатель, ты лишь тонкий слой, прокладка между внутренним наблюдателем и великим наблюдателем. Определись уже.
— Как им стать?
— Великим наблюдателем? Срать в тепле на работе. Это быстрее всего.
37. Мастер соединений.
Мастер соединений поселился посередине деревянного висячего моста над бездонной каменной пропастью. Он не смог определиться какой берег ему выбрать, поэтому забил и построил себе микроскопический домик посередине моста, соединяющего оба берега. Мы разговаривали с ним уже почти час, и я понял его проблему. Мастер соединений не в состоянии выбрать что-то одно, он разрывается между вариантами и не может целиком принадлежать ничему одному. Поэтому он вынужден жить между и посередине, вынужден быть соединителем всего со всем, вынужден связывать даже несвязуемое и бессвязное. И в этом деле он безумен и гениален. Когда я, Вильгельм и Т9 вошли к нему, он связал наш визит со взмахом крылышка маленькой бабочки миллиард лет назад.
Его одежда — это соединение одежды всех стилей, всех эпох, всех времён и народов. Его тело — это соединение всех рас, всех народностей, все телосложений и полов. Невозможно описать.
Наш визит отвлёк его от главной задачи, над которой он бился последние сотни миллионов лет. Он искал соединители для соединителей. Тогда бы он смог вообще избавить мир от всех элементов, которые по природе своей всегда разнородны, которые всегда нуждаются в соединении, в искусственном несовершенном усилии для взаимодействия и взаимопонимания. Тогда бы весь мир стал состоять только из связей минуя сами элементы.
И это ему только что удалось благодаря подсказке Т9, которую она, войдя в его дом сделала лёгким движением пальцев, прочертив в воздухе тонкие белые пунктирные линии шаблона решения. Мастер гениален и безумен. Но Т9 гениальнее и добрее.
То, что мы попросили у него — универсальные переходники между каждым и каждым, он сразу же вынес нам из маленькой кладовки.
— Вот они. Я сделал их ещё когда только начинал свои исследования, и ничего серьёзного ещё не умел. Сделал просто по приколу. Тут у меня в кладовке пыльновато, вы уж извините… Я не знал, что они вам понадобятся, а то я бы их почистил…
— О, мастер, пожалуйста не извиняйтесь. Спасибо за переходники. Они нам очень помогут. Без них полноценная битва добра и света была бы невозможна. Теперь же добро и свет смогут соединиться в бою. Может быть мы можем что-нибудь сделать для Вас в благодарность? Скажите, не стесняйтесь.
— Что Вы! Милая Т9 мне только что помогла решить главную задачу всей моей жизни! Я давно, но безуспешно бился над этой задачей. Лишь благодаря её подсказке, я только что нашёл решение. Я счастлив! Теперь я хочу помочь Вам, хочу тоже участвовать в битве добра и света.
— Конечно. Но каждому воину нужно встать на защиту какой-то одной стороны, выбрать. Либо за добро, либо за свет. Только одно. Не имеет никакого значения за какую сторону сразиться. Главное сразиться и победить. Вы, мастер, сможете сделать такой выбор? Сможете как всегда не оказаться посередине? Сможете не пытаться соединить оба различных элемента, сможете не пытаться наладить взаимопонимание и взаимодействие? Сможете твёрдо выбрать только одно, а второе уничтожить? Это путь воина. Битва добра и света только для воинов.
— Да. Я смогу! Я уничтожу!
В безумном взгляде мастера соединений я увидел недоброе. Когда мы вышли, я спросил Вильгельма: «Ты это тоже увидел? Мастер задумал что-то чудовищное. Его нельзя допускать к битве.»
— Конечно я знаю. Он решил задачу и нашёл соединители соединителей. Он теперь может обойтись вообще без элементов. Он хочет уничтожить всё кроме связей. Раньше он был посередине, он был ЗА оба разных элемента. Он связывал их своим гениальным искусством, он обеспечивал связь, взаимодействие, взаимопонимание. Теперь же ему больше не нужны элементы. Теперь он, как и всегда, не выберет ни один. Но теперь он будет ПРОТИВ ВСЕХ элементов. И он захочет уничтожить и добро, и свет, и всё вообще.
— Как мы не допустим его к битве?
— Нет. Пусть сразится. Он тоже слабак. Не он один имеет такую глупую цель. Многие миллиарды миллиардов существ на самом деле вступят в битву добра и света с таким же намерением. И он и все остальные трусливо не захотят выбрать одну сторону, а захотят уничтожить всё. Слабаки. Это их и погубит.
Я мало что понял. Но похоже у Вильгельма как всегда всё под контролем. И его сестра, Т9 дала подсказку решения задачи мастеру соединений тоже по заранее составленному Вильгельмом плану. Вильгельм должен победить всех, а я должен победить Вильгельма.
конец первой части
Продолжение следует.
Отличная книга! Легко читается, шикарный полёт мысли при сохранении сюжетной линии), я ставлю автора в один ряд с Пелевиным. Остаётся ощущение позитива после прочтения, несмотря на освещаемые сложные философские вопросы.
Продолжаю чтение. Во-первых, очаровывает образность и раскованность языка. «… озорная детская полуулыбка, которую не в силах проглотить хищная квадратная чёрная борода лесоруба …» Это круто! Во-вторых, написано лёгким, интересным для чтения слогом, несмотря на то, что ничего не объясняется и всё собрано из условностей — но в этом и прикол. И это оч. здорово. Но есть чисто языковые (русский язык) ошибочки/косячки. Надо исправить. И тогда будет блестящая вещь. В каментах пишут, что напоминает Пелевина… Ну, может быть. Лично мне — ещё и немного Адамса («Автостопом по галактике»). Собственный стиль всё равно чувствуется, и это ништяк. Так держать!
Грамматические ошибки исправлены.
Глава 31 «Слепая вера» прям сильно зацепила. Остро как раз сейчас при коронавирусе. Вопрос выбора кто должен жертвовать и чем, а как сравнить мою жертву и чье-то мнимое спасение. Очень сильная книга.
Прочитала только что главу «Человек в кепке снимает кепку». Меня всё еще трясет хотя я не особо впечатлительная. Супер! А почему эта глава не в начале? А где можно скачать книгу в txt? Хорошая.
Скачать книгу можно на книжных сервисах MyBook и ЛитРес.
Хоспади что я только что прочитала. На полтора часа залипла сама не заметила. А что вообще принимает автор?
После прочтения я понял что Сабака бога тоже заглянула мне в душу. Книга взрыв мозга.
Цитата из книги «Теперь там только фантомные видения, как фантомные боли в ампутированных ногах молодого пограничника, а рядом с его больничной койкой на стуле военная зелёная фуражка с гербом страны, куда он не пустил никого.» Я на второй день только поняла. Очень глубоко. Буду читать ещё спасибо.
Немного похоже на Пелевина и на Сорокина. Но свой стиль какой-то. Интересно и завораживает. Мне понравилось!
У меня 1вопрос-;что принимает автор?
Я тоже подумал, а что принимает автор. Вообще книга классная. ни на что не похоже. Какой-то концентрат фантазии, безумия и философии. И я читаю медленно в каждом абзаце есть кайф. Книга получилась.
Прочитал пока только комментарии, понравились.теперь прочту книгу.
Ищу вторую часть книги. Первую часть прочитала взахлеб, хочу еще дальше. А вторая часть вообще где-то есть? Как найти или купить можно?
Вторая часть книги ещё нигде не опубликована. Она пока только на подготовке к редакции.
супер
Зацепило название книги «Великий Наблюдатель», решила почитать… и залипла, вот уже третий час ночи, когда я завершила чтение. И не потому, что читаю по слогам, как кто-то может сыронизировать, а потому, что зависала почти над каждым абзацем текста, смакуя … не знаю, как ещё назвать то удовольствие, какое я получила от тонкого и светлого юмора, от иронии, от фантастических образов участников этого «спектакля»… Сначала я копировала некоторые мысли автора, но потом поняла, что хочется скопировать уже всю эту вещь ( я не разбираюсь в жанрах…) целиком. Я ничего подобного не встречала… Я восхищена! Некоторые читатели написали в откликах типа, что автор курит? Курят «забористое» миллионы, а вот такую потрясную вещь написал только ОДИН — Андрей Пушнин! Жду продолжения…
Продолжение уже скоро.